x x x
слушай, мне не нужны твои советы вовсе,
меня бросает в сон твоих объятий возле

Резко хлопаю дверью спальни, пока мои высоченные каблуки уже отсчитывают шаги по наклонной; подальше отсюда, самое главное ‒ подальше. Как назло, в коридорах школы полно учеников, которые спешат по своим делам после окончания последних вечерних занятий. Меньше всего мне хочется столкнуться с кем-нибудь из своих, поэтому я ускоряю шаг, глядя себе под ноги, стараясь даже не поднимать глаза. Видит Шепфа, я держалась до последнего. Была той самой нежной малышкой Мими, которую хотели видеть во мне мои друзья, которой хотела видеть себя я сама. Мне никогда не нравилось жить в состоянии вечной усталости и неприязни к себе, так, как живут большинство демонов. Не хотелось думать, что наши души прокляты заранее, что мы обречены на одиночество, просто потому что родились с черными крыльями. Я искренне верила в то, что у каждого есть выбор, и делала свой день за днем, балансируя на грани добра и зла, не позволяя себе скатываться в ту или иную плоскость. Но теперь я устала. Все мои моральные ресурсы как-то резко оказались на чертовом дне, потому что в последние месяцы я только отдавала, не получая взамен ровным счетом ничего. Когда этот источник энергии внутри меня постепенно опустел, неизбежно произошло то, что я ненавидела больше всего. На волю выбрались мои худшие качества, заложенные генетически, отравленные моей темной кровью, бегущей по венам. Я стала раздражительной, замкнутой, все больше огрызалась даже на преподавателей, витая мыслями где угодно, но не на учебных занятиях. Внутри меня горело и сгорало слишком много мыслей, которые не давали мне спокойно спать ночами, и раз за разом лишая меня последних остатков стабильности и спокойствия. Еще больше я злилась на саму себя ‒ с каких пор я расслабилась? Потеряла бдительность? С чего вдруг решила, что так будет всегда, что хорошие события последней пары лет будут длиться вечно, а плохие времена никогда не настанут? Этот порочный круг никогда не заканчивался. Я злилась, срывалась, ревновала, пыталась привести себя в чувство, нащупать внутри дорогу к той Мими, которой бы очень хотела быть. Но с каждым днем и с каждым прошедшим событием я отдалялась от нее все больше и больше.

Пересекаю огромную лужайку перед школой, даже не поднимая глаз на сказочно-красивое закатное небо, которым обычно традиционно любовалась в это время суток. Мне не хотелось видеть прекрасное, мне хотелось лишь насладиться жалостью к себе в полном одиночестве. Никому ничего не объясняя. Огибаю беседку, в которой уже сидели несколько светлокрылых созданий, и спускаюсь вниз по разбитым от времени ступенькам. Еще несколько десятков шагов, и появится огромное дерево, за которым скрывается ручей, и изящная маленькая лужайка. Я искренне надеялась, что сегодня там до меня никто не доберется, и я смогу побыть одна в тишине и относительном спокойствии. К черту всех, мне больше никто не нужен. Прекрасно справлюсь с проблемами сама. На моих глазах сами по себе начинают закипать обжигающие слезы, и я со злостью вскидываю подбородок, будто надеясь, что они высохнут сами на прохладном ветру. В моем месте назначения действительно пусто. Я с облегчением опускаюсь на мягкую траву, и сворачиваюсь в клубочек, подбирая под себя ноги. Дыхание тяжелое, спутанные от ветра пряди падают на лицо, но здесь мне не обязательно быть красивой, веселой или поддерживать кого-то. Поддержка была нужна мне самой, но я никогда не умела о ней просить. Соленые капли слез падают на руки, и я роняю голову на колени, давая волю своей минутной слабости. В горле собирается тугой комок из нервов и сожалений, из того груза, который я уже не могу вынести. Отсутствующий взгляд Ади, который постоянно смотрит будто сквозь меня, думая лишь о своих изматывающих видениях и проблемах с новообретенными родственниками. Сэми, который ненавидит меня так, как не ненавидят даже демоны, постепенно оттаивая, но тем не менее каждый раз отправляя мне по парочке ядовитых стрел своего презрения. Люцифер, который только-только вновь появился в моей жизни, и от которого я уже храню слишком много тайн. Просто потому, что связана обещаниями, потому что не могу и не хочу делать ему больно еще раз. Малышка Вики, которая день за днем разочаровывается в собственной матери, и смотрит на меня таким ужасно печальным взглядом; а я не могу ей ничем помочь. Лета, перемирие с которой должно было принести мне облегчение, и возможно, даже принесло, но в голове все равно иногда возникают слишком печальные мысли о том, что уже ничего не будет так как раньше.

Я устала. Я просто смертельно устала. Прикрываю лицо руками и всхлипываю, пока мои плечи мелко трясутся от с трудом сдерживаемой истерики. Я знаю, что сложно всем нам, что никому не была обещана райская жизнь, но от этого осознания ментальная гора никак не хочет падать с моих крыльев вниз. Вытираю лицо тыльной стороной ладони, но слезный поток никак не хочет останавливаться, да и моя жалость к себе никуда не исчезает. Внезапный шорох позади заставляет меня встряхнуться, подняв голову вверх, и сосредоточить взгляд на узкой дороге на лужайку. Я отчетливо услышала чьи-то шаги, и из моей груди вырвался тяжелый вздох. Черт возьми, как же охренительно вовремя. Поспешно вытираю лицо руками, а энергетика спешащего сюда создания уже окутывает меня, спеша вперед быстрее его физического тела. Солнечный свет, запах пыли и старых книг, и какое-то колоссальное спокойствие, медленно циркулирующее в воздухе. Я знаю эту энергию, она неуловимо знакома мне; его имя уже практически формируется на кончике моего языка, когда и сам Дино наконец появляется из-за дерева, заставляя меня вздохнуть еще тяжелее. Просто потрясающе. Шикарная компания, о лучшей я и мечтать не могла. Так здорово встретить нашего благостного лучшего ученика вселенной именно сейчас, когда я сижу в траве с красным от слез лицом, упиваясь от жалости к себе. Скептически поднимаю одну бровь, перехватывая прохладный взгляд его безмятежных глаз.
‒ Катись отсюда, ангелочек, ‒ говорю севшим от слез голосом, в десятки раз грубее, чем обычно, надеясь, что это заставит его улететь куда подальше на своих прекрасных светлых крыльях. И не задавать мне лишних вопросов. Наверное, это самое главное. Внутри меня бушуют одновременно ярость и беспомощность, и я крайне не хочу, чтобы Дино видел это в моих глазах. Поэтому я отворачиваюсь, вновь роняя голову на колени, устремляя свой уставший взгляд дальше, в сторону ручья. Мои крылья подрагивают, нервно реагируя на чужую энергию за моей спиной; через какое-то время я вновь поворачиваю голову, смеряя потухшим взглядом своих стальных глаз нависающую надо мной фигуру Дино. ‒ Почему ты еще здесь?

Отредактировано Mimi (2020-06-25 22:29:54)

Такие как он – другая планета и другая вселенная для таких, как я. Мне никогда в жизни не понять, что творится у ангелов в голове, да и я никогда особенно не стремилась это сделать. Я отнюдь не относилась к тем демонам-снобам, которые считают ниже своего достоинства даже заговаривать с ангелами, нет; я всегда смотрела на душу, а не на цвет крыльев. Даже некоторые непризнанные были более достойными нахождения на небесах, чем кое-какие представители ада, погрязшие в собственных пороках и общей усталости от однообразного бессмертного существования. Кроме того, кому как не мне знать, что среди демонов есть обладатели добрых сердец, также как среди ангелов – откровенные черные дыры вместо душ. Но Дино для меня всегда был другой, отдельной категорией, в которой я не особо стремилась разобраться. Возможно, за все эти годы мы перекинулись лишь парой десятков слов, и те были в основном на заданиях; наверняка я была для него лишь безымянной подружкой Люцифера, а его безмолвие и молчаливость я часто принимала за проявление снисходительности по отношению ко мне. Будто он не воспринимал меня всерьез, не считал кем-то достойным себя. Меня не обижало и не задевало это, в конце концов, наши дороги шли совершенно параллельным образом. Он зачастую держался особняком от остальных, но мне всегда казалось, что за его одиночеством стоит что-то большее, чем просто желание посвятить всего себя учебе или боязнь пойти наперекор отцу. В те несколько раз, что можно было пересчитать по пальцам, когда наши взгляды пересекались, я чувствовала, что в нем откликается что-то темное, тождественное моей энергетике. Словно взгляд на меня напоминал ему о том, что в мире существует другой путь, отличный от его собственного. Мне было бы дико интересно покопаться во всем этом, понять, что движет столь ярким обладателем светлых крыльев, как он, или же убедиться в том, что мои предположения – полная чушь, и он остается святошей даже в своих мыслях.

Но все это не отменяло того факта, что прямо сейчас я не хотела видеть абсолютно никого.

Я перевожу на него уставший потухший взгляд, и с откровенным удивлением наблюдаю за тем, как он с безмятежным видом плюхается на траву рядом со мной, в этих своих белоснежных штанах, на которых потом обязательно останутся зеленые пятна. Не могу удержаться от закатывания глаз, когда слышу его слова о демонстрации эмоций. Ну да, ему-то легко говорить, а вот если бы меня сейчас увидела какая-нибудь Ости, то невероятные рассказы о том, как я распустила сопли, еще долго бы витали в коридорах школы. Мое окружение было гораздо более жестоким, чем у Дино; не знаю, как при всем этом я умудрилась сохранить чертовы мягкость и человечность, которые иногда так отравляли мою жизнь. – Проклятые мученики Ада, за что мне только это все, – бурчу себе под нос, упрямо отворачиваясь от Дино с его мягким взглядом и тихим голосом, словно вся моя темная натура резко сопротивляется, оказавшись в тисках этой чуждой мне святости. Да, наверное, я не была откровенной дрянью, как большинство моих сородичей. Наверное, такие как Дино могли бы рассмотреть во мне отблески чего-то хорошего; но все равно во всем этом было что-то странное, запретное и неправильное.
И это все больше завораживало меня.

Молчание, воцарившееся между нами, странным образом не раздражает меня. Я подбираю под себя ноги, облокачиваясь ладонями об землю позади себя, и какое-то время задумчиво наблюдаю за солнечным зайчиком на воде, глубоко вдыхая и выдыхая разогретый солнцем воздух. Такое созидание и созерцание были настолько не свойственны моей обычно бурной натуре, что я не сразу заметила, как мои слезы высохли, а дыхание постепенно восстановилось. Дино по-прежнему сидел слишком близко, на расстоянии одной вытянутой руки, и также смотрел на воду, изредка бросая ровные взгляды на меня. В какой-то момент я перевожу свой пристальный прохладный взгляд с воды на его лицо, и не прекращаю смотреть, пока он сам не пересекается взглядом с моим. Я упорно не отвожу глаз, смотря на него так внимательно, как не смотрела, наверное, ни разу до этого; пытаясь найти странное успокоение в его глазах, и одновременно понять, не почудились ли мне когда-то отголоски темных демонов на дне его зрачков. Уголок моих губ поднимается вверх, и я медленно улыбаюсь ему своей обычной немного лукавой улыбкой. Ни за что не признаюсь ему в том, что мое состояние непостижимым образом стало лучше за то время, что он сидит здесь.

– Почему ты остался со мной? – вопрос такой же прямой, как мой взгляд, которым я продолжаю касаться его скул. В моих глазах потихоньку зажигается огонек интереса, а натурой завладевает чувство, которое я испытывала чаще всего: любопытство. Мне правда интересно понять, что двигало им в этот момент. – Мы не то что не друзья – вряд ли мы даже разговаривали где-то, кроме заданий или уроков. – не то чтобы он мог об этом забыть, но я все равно напоминаю. На языке вертится еще один вопрос, и я колеблюсь всего несколько секунд, прежде чем задать его. Этот светловолосый парень сам подписал себе приговор, когда остался здесь, рядом со мной. Я ведь никогда не отличалась любовью к уклончивым формулировкам, или особому чувству такта.
– Как вы справляетесь с душевной болью? – все-таки интересуюсь, поудобнее вытягиваясь на мягкой траве. – У вас есть какой-то план, по которому вы действуете? Может, молитесь Шепфе или спасаете котиков с деревьев. В смысле, я сейчас не шучу, – на одну секунду мягкая усмешка вновь трогает мои губы. Я не задаю этот вопрос с издевкой или желанием посмеяться над ангельскими привычками, о нет. – Мне правда интересно. – чуть склоняю голову набок, изучая его лицо своим прохладным стальным взглядом.

– Ты не ответил на мой первый вопрос, – без какого-либо стеснения, но тем не менее, достаточно мягко напоминаю ему, просто потому что привыкла идти на поводу у своего любопытства, привыкла получать желаемое. Даже если дело касалось простых ответов на мои вопросы или просьбы. Я и правда никак не могла взять в толк, зачем ему нужно возиться со мной. Неужели у лучшего ученика школы не найдется занятий поважнее? Лететь на землю и переводить старушек через дорогу, выслушивать очередные нотации от зануды Фенцио, изнурительно тренироваться день за днем, или чем там он еще занимается? Странно, но я не испытывала к Дино ни капли агрессии, и это несколько раздражало меня; по-хорошему, я должна была, разве нет? Я провела почти всю свою жизнь рядом с Люцифером, который только и делал, что соперничал с Дино, да и не только он один. Вообще все демоны вечно соперничают с ангелами, пытаясь выбить почву у них из-под ног, и будь мы со светловолосым ангелком на задании, я бы не оставила ему никаких шансов, не пощадила бы его, насколько могла бы. Но мы сидим здесь, вдали от чужих глаз, в полном одиночестве, и кажется, у нас больше нет необходимости носить свои обычные маски. Я чувствую в нем что-то еще. Что-то, что он обычно не показывает на публику, да и мне ли не знать, что у каждого, даже самого идеального создания, обязательно найдется один, а то и парочка скелетов в шкафу. Мне было бы жутко интересно узнать, какие хранит он, но вот сама в ответ делиться личным вовсе не планировала. Достаточно с меня того, что он в принципе застал меня в таком уязвимом для демона состоянии.

Я внимательно слушаю его слова, которыми он облекает свой достаточно открытый ответ на мой второй вопрос, и они ожидаемо вызывают у меня внутри горячую лавину из возмущения и несогласия. Я знаю, что меня саму нельзя назвать образцово-показательным, стереотипным демоном, какими их все представляют. В моей душе практически нет места для злости, подлости или несправедливости, я умею видеть хорошее, красоту вокруг, умею радоваться мелочам, и остро переживаю свои победы или неудачи. Но чего во мне нет и никогда не было – это пресловутого смирения, умения принимать все, как должное, верить в то, что Шепфа знает лучше. Во мне были огонь, гордость и страсть, с которой я бралась за дело или относилась к своим любимым созданиям. Мои методы решения проблем были неидеальными, и на одну сотую долю секунды я думаю о том, что было бы, если бы я поступала как-нибудь по-другому. Ведь глупо делать одно и то же в ожидании другого результата. Я не могу представить себя ангелом, настолько это противоречит моей натуре и не соответствует моим понятиям о мире, но с другой стороны, если они все вечно выглядят такими умиротворенными, может, в этом что-то есть?

Выныриваю из своих странных и неторопливых мыслей, будто навеянных присутствием Дино, и перевожу на него расслабленный прохладный взгляд, думая, как бы лучше ответить на его вопрос. На самом деле я прекрасно знаю ответ, потому что он лежит на поверхности. Просто мне он не нравится.
– Мы не справляемся с болью, а причиняем ее. – мой голос может звучать несколько горько, но я лишь слегка дергаю темным крылом, и продолжаю, – Чем больше в мире зла, хаоса, разрушений и несправедливости, тем для нас лучше. Мы не думаем о последствиях, и живем сегодняшним днем. – перевожу на него холодный взгляд своих серых глаз, и знаю, что он может видеть все те ужасные вещи, что я когда-либо совершала, в их отражении. Не скрою, что мне бывало трудно, что я не всегда была согласна с тем абсолютным злом, что от меня требовали демонстрировать день за днем. Не знаю, присутствие ли Дино или общая усталость от всего происходящего в моей жизни в последнее время вызывает эти мысли; но в глазах уже загорается огонек любопытства, и я подбираю под себя длинные ноги, несколько лукаво изучая профиль Дино. Идея откровенно сумасшедшая, и если об этом узнает хоть кто-нибудь, нам обоим несдобровать. Но в этом и есть вся соль, разве нет? Чистое безумие, это же так весело.

– Давай сыграем в игру, ангелок, – мой тон сладкий и одновременно успокаивающий; наверное, именно так я звучу со стороны, когда подбираюсь к своим беззащитным жертвам на заданиях. – Спустимся на землю так, чтобы никто не узнал, и проведем небольшой эксперимент. – он знает, кого именно я подразумеваю под "никто не узнал", и думаю, что мне не стоит лишний раз произносить имя его отца вслух. – Я согласна сделать все, что угодно, что скажешь ты, действовать, как ангел и попробовать что-то хорошее, при одном маленьком, но очень важном условии. – мои губы медленно изгибаются в самой коварной из моих улыбок, и мне кажется, что Дино уже знает продолжение моих слов, хотя я еще и не сказала этого вслух. Подвигаюсь к нему ближе, и ловлю его взгляд прозрачных голубых глаз.
– Если ты, – мой палец с острым коготком утыкается в его грудь, царапая ткань одежды неподалеку от области сердца, – взамен сделаешь что угодно, из того, о чем попрошу я. – чуть склоняю голову набок, смеряя его лицо испытующим взглядом.
Мое коронное шестое чувство подсказывает, что это будет очень, очень весело.

Если бы кто-то когда-нибудь сказал мне, что я заключу что-то вроде пари или сделки с дьяволом с сыном ангела Фенцио, я бы лишь покрутила пальцем у виска, и конечно, ни за что бы не поверила. Учитель не говорил мне этого лично, но я точно знаю, что арест моего отца, а потом и брата, скорее порадовал его старую ангельскую душонку, чем наоборот. Возможно, в своих узких светлокрылых кругах он здорово злорадствовал над этим, я не знаю, да и не хочу знать. Он вообще выглядел по жизни недовольным и суровым, не помню, чтобы я хоть раз увидела искреннюю улыбку на его лице. Не берусь утверждать со всей уверенностью, но думаю, что Дино приходится несладко, наверное, хуже всех нас. Тяжело жить, когда помимо собственных придирок к себе у тебя на плечах и на крыльях еще лежит груз чьих-то ожиданий, который тебе приходится нести за собой всю свою вечность. Я знаю не понаслышке, тоже иногда с этим сталкиваюсь. Однако сегодня все будет по-другому; я смотрю на внезапно изменившееся лицо Дино, на какие-то лукавые хитрые искорки, которые вдруг появились в его голубых глазах, и понимаю, что попала в точку со своим предложением. И куда только делся образ его благородного праведника? И существует ли он на самом деле, или это не более чем ширма, образ, который он носит каждый день, чтобы ему не задавали лишних вопросов? Я не знаю ответа на этот вопрос, не уверена, что должна знать; в конце концов, я не любила лезть в чью-то душу без приглашения, только если меня не просили это сделать. Дино, кажется, пригласил; по крайней мере, когда я берусь за его протянутую руку, и становлюсь на ноги, отряхивая одежду и крылья от налипших травинок, я не могу избавиться именно от этого чувства, и оно определенно очень и очень странное.

‒ Я никогда не сдаюсь. Никогда, ‒ улыбаюсь достаточно открытой улыбкой в ответ на его смелое заявление, слегка пожимая обнаженными плечами. Если бы он знал меня лучше, достаточно хорошо, как знают мои друзья, он бы был уверен в том, что терпения и одновременно хитрости в достижении собственных целей мне было не занимать. Впрочем, сегодня у него будет прекрасный шанс лично в этом убедиться, ведь лучше один раз увидеть, чем один раз услышать, не так ли? Слышу его следующий вопрос, и на моих губах появляется несколько лукавая усмешка. ‒ А дальше мы с тобой пойдем в нашу с Вики спальню, ‒ искренне наслаждаюсь неподдельным удивлением, которое разливается у него на лице, прикусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы не расхохотаться в голос. В самом деле, откуда ему знать о наших с Уокер и Ади маленьких секретиках, о тех местах в нашей спальне, где мы прячем самым наглым образом украденные из кабинета Фенцио амулеты для несанкционированных побегов на землю. В конце концов нам просто надоело возвращать его на место каждый раз, поэтому мы пошли на небольшой риск, оставив милую на вид безделушку у меня под кроватью, в надежде на то, что ангел ничего не заметит. И пока что все шло более чем по плану. Я киваю Дино, жестом приглашая его следовать за мной, и всю дорогу до собственной спальни думаю о том, могу ли я ему доверять. Действительно доверять, по-настоящему. Ведь по сути я не знаю о нем ничего, кроме имени и каких-то там заслуг перед школой, честно говоря никогда не интересовалась всеми этими списками и регалиями. А прямо сейчас он здесь, рядом со мной, идет почти что на преступление ‒ и в первую очередь, перед собственной совестью и убеждениями. Наверное, одно это уже могло успокоить меня.

Оставляю его на дежурстве перед дверью своей спальни, не собираясь пускать внутрь; за пару секунд справляюсь с поисками амулета, и возвращаюсь в тихий темный коридор, быстрым жестом показывая ангелу блестящее сокровище в своих руках. ‒ Ты лучше меня знаешь, что это, не так ли? ‒ улыбаюсь коварной и сладкой улыбкой, тут же пряча украденную вещицу себе в карман. Так определенно надежнее. ‒ Нам конечно, нужны проблемы и приключения на задницу, но уж точно не от твоего отца. Так веселье не получится, ‒ улыбаюсь, перехватывая его взгляд, а затем слегка нервно дергаю плечом, и мои стальные серые глаза на мгновения становятся серьезнее. Я делаю один неосторожный шаг вперед, улавливая малейшее изменение выражений его лица, изучая собственное темное отражение в его зрачках. Я говорю тихо, но очень отчетливо; так, чтобы ему пришлось слегка наклониться ко мне, чтобы услышать мой голос.
‒ Возможно, это будет лишнее напоминание, но я все же скажу ‒ об этом никто не должен узнать. Ни единая живая или мертвая душа, ‒ поднимаю одну четко очерченную бровь, а затем добавляю, ‒ В конце концов, теперь мы с тобой связаны партнёрством по преступлению. И тебе придется с этим жить.
Отодвигаюсь от него с крайне довольным видом, а мое лицо уже заливает теплый свет водоворота, который начинает раскручиваться над нашими головами. Ужасно любопытно, куда он вынесет нас на этот раз; мне не терпится это узнать, поэтому я первая погружаюсь в него, прикрывая глаза, полностью отдаваясь мощному потоку света и энергии.

Я никогда не любила утро. Все, кто более или менее хорошо знал меня, с легкостью сказал бы, что рассветам я предпочитала закаты, ярко-красные, как пламя Ада, заливающие своим пугающим светом прозрачную гладь небес. Это было моей традицией — каждый раз после долго учебного дня засесть в укромной беседке подальше от входа в школу, и проводить текущий день, наблюдая за тем, как солнце катится за горизонт. Вечер и ночь умиротворяли меня и одновременно пробуждали все мои инстинкты; утро же делало сонной и раздражительной. Яркий солнечный свет вызывал желание спрятаться, остаться в постели подольше, и пропустить все первые уроки, чем я частенько и промышляла. Поэтому когда наша с Дино колоритная парочка приземляется на тихую улицу какого-то городка, я невольно прищуриваюсь, делая из ладони козырек от солнечного света, сканируя прохладным взглядом окружающую обстановку.
— Миленько, — констатирую, оглядываясь на своего спутника, одновременно оценивая внешний вид оболочки, которую он принял. Наверняка нас с ним легко можно было принять за кого угодно — коллег, которые вышли вместе прогуляться и пообедать, друзей, которые сейчас закинут вещи в багажник, и отправятся куда-то в автомобильное путешествие, или парочку, которой не нужен лишний повод, для того, чтобы проводить каждый свободный час вместе. Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Дино, и понимаю, что его глаза изучают невысокую, хрупкую фигурку молодой девушки, которая спускается вниз по ступеням, и собирается пойти в нашу сторону. Внешне она выглядит совершенно обычной и спокойной, но мои глаза смотрят внутрь, а не на внешнюю оболочку. Ее энергетика настолько яркая, насколько и отчаянная, отдает металлом и холодом, от которого мои крылья за спиной на мгновение вздрагивают. Ее аура такая темная, и это сильно откликается моей демонической натуре; я склоняю голову, изучая ее, ощущая, как ее отчаяние и безысходность пульсируют в моей кровеносной системе. Мое природное любопытство берет верх; хочется взять незнакомку за руки и хорошенько встряхнуть, понять, что именно вызвало у нее столь черные и отчаянные мысли. Я не успеваю даже открыть рот, когда спокойный голос Дино возвращает меня в реальность; широко распахиваю глаза, и смотрю на него пылающим от негодования взглядом. — Ты серьезно?! — мой голос звучит почти как шипение, и я готова застонать от такой вселенской несправедливости. Любой житель небес или ада, даже самый последний непризнанный с легкостью скажет, что для демона нет лучшего клиента, чем человек, который решил покончить с собой. Тебе даже не придется делать ничего особенного — такие мысли отравляют сознание, не уходя даже во время сна, не давая человеку расслабиться и отпустить свое отчаяние. Если бы я успела раньше ангелочка отдать ему девушку, это было бы поистине эпичное противостояние; уверена, что ему пришлось бы нелегко. Но сейчас в роли чертовой светлой стороны выступаю я, и я лишь сжимаю челюсть, заставляя и без того выступающие скулы заостриться. — И ты еще носишь белые крылья? Да ты чертов дьявол под прикрытием, — усмехаюсь в ответ на его улыбку, и упрямо встряхиваю волосами. — Моя месть будет жестокой, — предупреждаю, скользнув взглядом снизу вверх по его высокой фигуре. Злость на него все еще кипит в моих венах, но для того, чтобы предприятие вышло успешным, мне нужно успокоиться, приняв как можно более любезный и дружелюбный вид. Девушка идет в нашу сторону, даже не поднимая взгляд, изучая землю у себя под ногами, и я пользуюсь ее полным невниманием к нашим персонам. Хватаю Дино за руку, переплетая его пальцы со своими, и тяну его в сторону девушки, перекрывая ее путь. Когда она равняется со мной, я бесцеремонно врезаюсь в нее, хорошенько отдавив ногу, и тут же всплескиваю руками, беря ее за руки. — Простите, я такая неуклюжая! — картинно вздыхаю, впиваясь глазами в ее зрачки. У меня нет времени возиться с ней, поэтому я лишь внушаю ей не бояться меня, и честно отвечать на все вопросы. Она смотрит на меня ровным и безучастным взглядом, и я листаю страницы ее воспоминаний, как книгу. Найти желаемое очень легко — образ высокого темноволосого мужчины практически никогда не исчезает из ее мыслей, полностью заполняя собой ее память. Они то мирятся, то ругаются; он отталкивает ее, а затем просит остаться, для того, чтобы снова и снова выяснять отношения. Я едва не издаю разочарованный стон — настолько просто было бы подтолкнуть ее к самому краю, не прилагая ровным счетом никаких усилий. Она уже была там; настолько ее утомила эта токсичная среда, которую они оба почему-то называли "отношениями". Я отпускаю ее руки, качая головой, и мне приходится с немалым трудом выдавить из себя следующие слова.
— Он того не стоит, милая, — я вновь посильнее сжимаю ее ладони, даря ей успокаивающую улыбку из своего арсенала. — Никто из них не стоит твоей жизни, понимаешь? — ее взгляд потухший, усталый и отсутствующий. На губах появляется горькая усмешка, и она смотрит сначала на Дино за моей спиной, а потом вновь на меня.
— Конечно, вам легко говорить. Вы-то наверняка сто лет женаты, и у вас все в полном порядке. — она трясет головой, а затем пытается освободить ладони из моей хватки. — Что? — ее предположение настолько забавное и абсурдное, что вновь вызывает у меня улыбку. — Но мы не женаты... — как только эти слова срываются у меня с губ, в голову приходит поистине прекрасная мысль. Я бросаю на Дино хитрый взгляд; да, мне нужно убедить эту городскую сумасшедшую без малейшего чувства собственного достоинства не сводить счеты с жизнью, и я сделаю это, что бы не случилось. Но кто сказал, что я не могу попросить помощи у самого святого создания из нас двоих? —... пока. — заканчиваю фразу, стараясь придать своему взгляду как можно больше влюбленности. Отпускаю руки девушки, и прижимаюсь к Дино обнаженным плечом, заглядывая в его голубые глаза снизу вверх.
— У нас тоже не всегда все было гладко, поверьте. Но любовь стоит того, чтобы сражаться за нее, верно, дорогой? — принимаю самый невинный вид, надеясь, что выгляжу как типичная, по уши влюбленная дурочка. — Мы живой пример того, что любые трудности можно преодолеть, если очень сильно постараться. — мой голос, как обычно, сладок, а слова еще более мягкие и убедительные, чем обычно.

Нелепые и вместе с тем забавные слова Дино вызывают у меня сначала легкую усмешку, которую я безуспешно пытаюсь скрыть, опустив голову вниз и занавесив лицо волосами; но он настолько очарователен в своих попытках одновременно помочь и не помогать мне, что я не могу сдержать тихого смеха. Кажется, именно мое внезапно проснувшееся веселье окончательно расслабляют девушку напротив; из сжатого комка нервов, который воспринимает любое слово в штыки, она постепенно превращается в размотанный клубок электрических проводов, который постепенно покидает напряжение. Не идеально, но работать все-таки можно. Внезапно меня осеняет одна очень простая, и вместе с тем страшная мысль — что было бы, работай мы изначально с ангелами заодно? Был бы какой-то предел у нашей власти и могущества, и насколько тогда бы пострадал хрупкий баланс сил? Я тихо вздыхаю, отпуская Дино из своих рук, уже не настолько уверенная в своей правоте, как раньше. Это одновременно раздражает и интригует меня. Мой мир очень долго был исключительно черно-белого цвета, но теперь эта потерянная девушка напротив слишком сильно напоминает мне меня в самый уязвимый период моей жизни. Я чувствую ее душевную боль; и впервые это не приносит мне никакого удовольствия. Я вновь протягиваю к ней руки, не сводя с бледного лица холодных серых глаз; она доверчиво вкладывает свои ладони в мои, и я глубоко вздыхаю, зачем-то оглядываясь на молчаливого ангела, который внимательно наблюдает за нами. Мои глаза постепенно меняют цвет, разбавляясь ярко-красной кровью; вновь впиваюсь в зрачки девушки своими, и мягко, но уверенно вливаюсь в ее сознание.
— Ты продолжишь ходить к психологу, будешь слушаться своих друзей, которые хотят для тебя только хорошего, и не станешь бросать работу. Тогда все точно будет в порядке. Я обещаю тебе, — мои пальцы слегка дрожат, когда я вижу, как она жадно принимает мое внушение. Я могла бы просто сказать ей, чтобы не смела никогда больше задумываться о подобном, но это было бы лишь заплаткой, маскировкой проблемы. Нужно было вырвать корень зла из ее сердца с помощью ежедневной работы над собой — только тогда это дало бы нужные результаты. Она кивает, все еще не сводя с меня зачарованных глаз, а затем внезапно спрашивает: — Можно мне обнять тебя? — от неожиданности я отпускаю ее руки, а мои глаза вновь становятся привычного цвета. — Что? Конечно нельзя, — только и успеваю по привычке выдать, когда она уже обвивает меня руками, и тихо выдыхает, кладя голову на плечо. Я чувствую биение ее сердца, и какое-то время просто стою столбом, а затем неуверенно вскидываю руки, чтобы обнять ее в ответ. Ох, Сатана, видел бы меня сейчас Абриэль. Выдрал бы каждое перо из моих крыльев. Мысль о гневе брата почему-то вызывает у меня улыбку, и я обнимаю девушку покрепче, мягко поглаживая ее по спине. — Все будет в порядке. Можешь идти. — расцепляю кольцо из наших рук, провожая взглядом ее удаляющуюся фигуру. Какое-то время стою в молчании, осмысливая происходящее; чувствую какую-то странную ответственность за нее, которая поселяется на дне моего сердца. Общее чувство покоя и выполненного долга охватывает меня; и я поднимаю глаза на Дино, даря ему легкую улыбку. — Она милая, — признаю, слегка усмехаясь, но затем в мою голову приходит очередная мысль, и эта улыбка тут же гаснет. Я забрала у ада невинную душу; теперь ангел должен вернуть этот долг. Закон равновесия прост и жесток одновременно; и кто мы такие, чтобы его нарушать? Мой взгляд прохладен и тревожен; я обхватываю себя руками, и медленно качаю головой. — Ты ведь знаешь, что ты будешь делать дальше, правда? — в моем лице сейчас бездна и проклятие одновременно. Я буду делать то, что должна, хочу я этого или нет. И когда водоворот вновь освящает наши лица, и я шагаю в него, я уже не так уверена в том, чего во мне все-таки больше — света или тьмы.

Соленый морской воздух развевает мои длинные волосы, когда мы приземляемся на палубе какого-то роскошного круизного лайнера. Тут и там слышатся взрывы смеха, звон бокалов; играет легкая музыка, вежливые официанты тенями снуют туда и обратно. В моих руках оказывается бокал с шампанским, и я оглядываю свое дорогущее платье в отражении начищенной стеклянной двери. Выгляжу как типичная богатая девица, дочь или жена какого-нибудь олигарха. Мой высокий спутник смотрится не менее изысканно в лучах закатного солнца, и я вновь медленно улыбаюсь ему, настраиваясь на вибрацию нашей жертвы. — Прогуляемся к палубе? — предлагаю ему без права отказа; и мы медленно идем вдоль нарядно одетых людей, направляясь к довольно неприметной паре мужчины и женщины за одним из столов. Мое сердце бьется чаще, когда я сканирую обстановку; а потом вновь поворачиваюсь к Дино, даря ему одну из самых сладких своих улыбок. — Эта милая леди в черном за столом. Видишь? Вот-вот передаст своему мужу, главному изменщику и ловеласу всего города, бокал с неким сюрпризом на дне. Пара глотков, и... — я улыбаюсь в свой собственный бокал, делая из него маленький глоток. Мои глаза внимательно следят за ангелом. — Как у вас относятся к предателям, Дино? Скажи, разве они заслуживают жизни?.. — мягко улыбаюсь, а потом звонко касаюсь края его бокала своим.

Он колеблется, нервничает, взвешивает все "за" и "против", прикидывает причины и последствия, которые принесет или не принесет в этот мир его бездействие. Иногда не делать ничего сложнее, чем делать что-то; кому, как не мне, это знать наверняка. На долю секунды во мне поднимает голову что-то вроде жалости к нему, и мне почти хочется открыть рот, чтобы попросить его не делать этого. Не бездействовать, а включить свою обычную ангельскую сущность [если она вообще когда-то в нем была, в чем я уже совершенно не уверена]. Не знаю, что движет мной, когда я думаю об этом; возможно, нежелание окончательно разрушать его моральные устои, возможно, воспоминания о теплых объятиях, которые несколько минут назад подарила мне девушка, переставшая быть испуганной жертвой, взявшая жизнь в свои руки благодаря одному моему решению относительно ее судьбы. Мне даже хочется украдкой оглянуться на перья, проверить, не побелело ли одно из них; но потом я выбрасываю эту дурацкую мысль из головы, принимая протянутую руку Дино. В такие моменты легко представить, что мы просто часть этой кровеносной людской системы, которая ничего не решает, просто плывет по течению в прямом смысле этого слова, наслаждаясь жизнью на огромной лодке посреди океана. Я бездумно подставляю лицо прохладному соленому ветру, глубоко вдыхая и выдыхая свежий воздух, а потом сажусь на скамейку рядом с Дино, отпивая еще один небольшой глоток из своего полупустого бокала. Не глифт, конечно, но тоже вполне себе ничего.

‒ Мы предаем прямо сейчас, ‒ согласно киваю в ответ на его слова, и в моих глазах на секунду загорается привычный алый огонек. ‒ Свою сущность, и то, чему нас учили всю жизнь. ‒ коротко пожимаю плечами, изучая взглядом пару напротив, слегка касаясь каждого из них внимательными серыми глазами. Таких, как они оба, совершенно не хочется жалеть; одна настолько слаба, что позволила случиться подобному отношению к себе, другой настолько погряз во вседозволенности, что даже не считал нужным особенно скрывать свои похождения. Я не осуждала измен; грех был моей второй натурой, я была воспитана в соответствии с весьма свободными нравами моего отца, который легко мог выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее. Но еще я была воспитана в уважении к тем, кто был мне дорог; и твердо знала, что если ты действительно любишь и ценишь кого-то, то не позволишь себе каким-либо образом причинить ему любую боль. Если только он сам об этом не попросит. Почему люди этого не понимали, и вели себя так, будто в запасе у них было еще девять бессмертных жизней? На этот вопрос я никогда не могла найти ответа. Будь моя воля, я бы собственными руками выкинула их обоих за борт, подвергнув их одной из самых болезненных смертей ‒ утоплению. Но прямо сейчас был не мой праздник жизни. Я еще успею прихватить с собой несколько миллионов невинных и не очень душ.

‒ А ты хочешь вмешаться? ‒ тихо, вкрадчиво задаю встречный вопрос ангелу, а потом аккуратно беру его за подбородок, поворачивая лицо к себе, мягко заставляя смотреть мне в глаза. ‒ Расскажи мне. ‒ Моя серая радужка начинает смешиваться с ярко-красным цветом крови; я не влезаю в голову Дино или не пытаюсь как-то специально указать ему, что делать, но очень отчетливо ощущаю этот разлом внутри него. Его сознание напоминает мне весы, и их чаша вот-вот склонится в ту или иную сторону. Я всматриваюсь в каждый миллиметр его голубых глаз, пытаясь найти там ответ на заданный мной вопрос, и многочисленные демоны внутри меня вполне удовлетворены тем, что я вижу. Печать тьмы. Желание и готовность причинить боль или вред. Мы не так уж сильно отличались друг от друга; по правде говоря, наши энергии прямо сейчас были практически тождественны друг другу. Довольная увиденным, я также мягко отпускаю его лицо из своих рук, а потом перевожу прохладный взгляд к волнующейся водной глади. ‒ Океан сегодня такой неспокойный, не так ли? ‒ не успевает эта загадочная фраза сорваться с моих губ, как налетевший сильный порыв ветра заставляет судно изрядно покачнуться на гребне очередной накатившей волны. Я хватаюсь за руку Дино, чтобы удержать равновесие, одновременно не сводя внимательного взгляда с его лица. Мне не нужно оборачиваться на нашу пару позади меня, чтобы знать, что у них произошло. Я спиной, невидимыми человеческому глазу крыльями чувствую эту злость и досаду, исходящую от женщины, слышу звон разбитого бокала, который моментально проливает на начищенный пол палубы дьявольское зелье. Ему уже не дойти до адресата, по крайней мере, не сегодня, не сейчас. Даже секундные колебания бессмертных влияют на ход истории; я знаю это слишком хорошо, неоднократно сама попадала в похожие ситуации из-за собственной былой нерешительности. Мои губы медленно изгибаются в дьявольской улыбке, и я устраиваюсь на скамейке поудобнее, даря Дино до крайности заинтересованный взгляд. ‒ Теперь только ты можешь помочь ей или ему. Выбирай с умом, ‒ последние слова тонут в приятном шуме океанских волн; и кажется, будто я вообще никогда ничего не произносила.

Возможно, прямо сейчас я была чертовой свидетельницей исторического события ‒ как ангел пытается бороться со своей темной стороной, и безуспешно, окончательно ей проигрывает. То ли от осознания этого факта, то ли от внезапно налетевшего порыва ветра, предвещающего вот-вот наступающий шторм, по моим обнаженным плечам бегут мурашки; я обнимаю себя руками, пытаясь защититься то ли от непогоды, то ли от осознания того, что я наделала. К чему косвенным или не очень способом была причастна. Я вижу, как из человека, который только что состоял из плоти, крови, пусть прогнившей, но все-таки души, уходит жизнь; она обрывается не капля за каплей, не постепенно, а моментально, забирая его с собой в ледяные и одновременно обжигающие пучины Ада, туда, где ему самое место быть. По моему лицу растекается медленная, самодовольная но одновременно и обеспокоенная улыбка. Я не боюсь последствий; в конце концов, этот человек не был какой-то важной шишкой, его смерть наступила бы в любом случае ‒ слишком уж решительно была настроена его жена; но я боюсь посмотреть в глаза Дино, и увидеть там ту ненависть, которая в дальнейшем будет капля за каплей отравлять его жизнь. Ненависть к себе или ко мне, к ситуации, в которую мы оба себя загнали, ввязавшись в этот спор, оставаясь слишком азартными для того, чтобы проиграть друг другу. На мое лицо падают первые соленые капли дождя, и я поеживаюсь, осознавая, что природа оплакивает падение последних моральных принципов вместе с опущенными плечами ангела. Я же не чувствую ничего; ни сожаления, ни вины, ни облегчения. Мне нужно какое-то время, чтобы осознать произошедшее; и лучше, если я буду делать это в одиночестве, без испытывающего взгляда Дино, с которым мы теперь навечно связаны негласной клятвой молчания о произошедшем. ‒ Ты все-таки сделал это, ‒ говорю ровным тоном, в котором все же прослеживается легкая нотка удивления; я не сомневалась в его характере, в том, что отец наверняка учил его не сдаваться, идти вперед до самого конца; но я сомневалась в своем влиянии, которое могу оказать на него, так изящно предоставив ему первую жертву. В последний раз оглядываясь на бездыханное тело мужчины, я почему-то не могу отделаться от чувства, что эта жертва будет далеко не последняя.

Я не сразу отличаю вспышки молнии от появившегося водоворота над нашими головами, но с благодарностью ныряю в знакомый кокон, который бережно обнимает мое уставшее после всех сегодняшних событий тело, мягко поглаживая легким ветром мои крылья. Я думаю, что мы наверняка вернемся в то место, откуда исчезали, к дверям моей с Вики комнаты; остается надеяться, что в этот момент по закону подлости меня не решат навестить Ади или Абриэль; оба не слезут с меня, пока я не объясню, что и где делала с Дино весь день. А правду я бы не рассказала ни за что в жизни. Слегка прикусываю губу, переводя задумчивый взгляд на притихшего Дино; только собираюсь открыть рот, чтобы спросить, как он, как водоворот весьма бесцеремонно и довольно болезненно выкидывает нас куда-то на твердую землю. От неожиданности я не могу удержаться на ногах, а затем из моих легких вовсе выбивает последний воздух вес тела Дино, который тоже падает куда-то в район моей груди.

‒ Твою же мать, ‒ недовольно пищу, пытаясь спихнуть его каменное тело с себя, чтобы наконец выдохнуть, ‒ слезь с меня! Какой же ты тяжелый, ты помял мне все перья, ‒ и ребра, мысленно добавляю, кое-как поднимаясь на ноги, отряхивая свои кожаные штаны от дорожной пыли. Прикладываю ладонь к глазам, защищаясь от яркого солнечного света, оглядываясь по сторонам; это место меньше всего похоже на мою комнату. Когда я понимаю, что водоворот выплюнул нас в заброшенном городе ангелов, мои глаза расширяются от удивления. Полтора часа лететь до школы по не самой лучшей небесной дороге в не самой лучшей компании, скажем прямо. Я недовольно вздыхаю, скрещивая руки на груди. Перевожу серый взгляд на лицо Дино, глотая вопрос о том, как он себя чувствует. Я, черт возьми, ему не мамочка; да и не помню, чтобы его хоть каким-то образом волновали мои чувства, когда он отправлял меня отговаривать девчонку от суицида. ‒ Кажется, Шепфа наказал своего сына этим местом за то, что тот пошел на поводу у одной маленькой дьяволицы, ‒ медленно усмехаюсь, слизывая мелкие песчинки с губ. А затем чуть склоняю голову, пока мои глаза загораются неподдельным интересом. ‒ Ну и как это ‒ разрешить смертному умереть впервые? Затягивает, м? ‒ я хожу по очень тонкому лезвию ножа, задавая подобные вопросы в этом заброшенном безлюдном месте; но такова моя темная сущность, которой крайне нравится все происходящее.

Я решила, что подумаю обо всем этом позже. Осознание последствий, к которым привела наша внезапная, и, как оказалось, смертоносная игра, еще не пришло, поэтому я просто хотела как можно скорее оказаться дома, чтобы осмыслить все в спасительном одиночестве. Или хотя бы в компании Вики, которая обычно здорово отвлекала меня от проблем своей ненапряжной болтовней. Я никогда не была жестокой; обычно людские страдания вызывали во мне мало удовлетворения, мне не хотелось проливать чужую кровь просто так, ради забавы. Этим я здорово отличалась от большей части своих собратьев, тем, что считала себя выше смерти, выше того, чтобы просто так, ради шутки, причинить кому-то боль. Но вместе с тем я была ужасно азартной и ненавидела проигрывать; огонек первенства зажегся во мне давным-давно, когда мы с братом, а потом и с Люцифером, устраивали гонки по небу, в которых я крайне редко выигрывала. Но всегда пыталась. Для меня было важным доказать, что я не просто красивое личико, за которым ничего не стоит; что я чего-то стою, и могу причинять смертельную опасность, только если сама захочу этого.

Захотела ли я сегодня наказать Дино за то, что он так бесцеремонно вторгся в мое личное пространство со своими непрошенными советами? Я не знаю. Возможно, причин моего поступка было несколько — от откровенно хренового дня и общего морального состояния последних месяцев, до очередного доказательства кому-то, что я стою большего, чем от меня можно ожидать. Если бы кто-то из преподавателей узнал правду о сегодняшнем дне, они бы здорово удивились; это ведь Люцифер или Абриэль обычно провоцируют кого угодно на конфликты, это они задирают ангелов первыми, это они нарушают общий порядок и строй. Я же могла выглядеть максимально невинно и незаметно, если сама того хотела, но хитрость и умение добиваться своего определенно родились раньше меня.

Мои губы прорезает легкая самодовольная ухмылка, которая исчезает также быстро, как появилась. Я расправляю пыльные после всех сегодняшних путешествий крылья, и думаю о том, что надо бы срочно привести их в порядок, иначе мне точно не отбиться от вопросов о собственном слегка потрёпанном внешнем виде. Я вот-вот готова оттолкнуться от земли, подняв клубы пыли, чтобы держать путь к школе, на юго-восток; отворачиваюсь от Дино ровно на одну секунду, чтобы прикинуть направление ветра, но ему хватает этого жалкого мгновения. Сначала я не могу осознать, что произошло; мою кожу на лице обжигает резкое движение воздуха, а в следующую секунду мое тело больше мне не принадлежит. Я успеваю сдавленно вскрикнуть от неожиданности, но болезненный удар каменной стены об мою спину и крылья лишает меня последних остатков воздуха в легких. Я слышу тихий треск собственного крыла, и готова провалиться на месте от этой боли, которая тут же остро простреливает мою спину под лопатками. — Что ты делаешь?! — сдавленно выдыхаю, находя моментально ставшими алыми глазами его лицо в полумраке; на секунду мне кажется, что я вижу перед собой кого-то другого, не знакомого мне до этого момента. — Отпусти меня, пока я не сломала тебе руку, — больше всего мне хочется доставить ему ту же пульсирующую, острую боль, которая медленно перетекает от моей спины к шее и затылку, который только что разбил камень. В моих глазах страх мешается со злостью, и я знаю, что он это чувствует, еще сильнее надавливая на меня, будто желая проломить мной основание чертовой стены. Несмотря на то, как мне больно, я нахожу в себе силы приподнять уголки рта, не желая показывать ему, насколько сильно меня испугал его порыв. — Жизнь в принципе отвратительна, разве нет? — и она уж точно сложнее, чем он рисовал себе в своих правильных ангельских мыслях. Сейчас его лицо больше всего напоминает маску, искаженную ненавистью; и я зачем-то думаю о том, что вполне могу остаться впечатанной в эту стену навсегда, если вдруг ему так захочется. — Ты злишься на меня, — кое-как произношу, морщась от назойливой боли и нехватки воздуха, — но ты сделал свой выбор сам. Мы ничем не отличаемся друг от друга. — перехватываю взгляд его горящих глаз, и снова улыбаюсь, думая о том, что зло может жить как в такой хрупкой и красивой обертке, как я, так и в такой горящей ненавистью, как он. Мои острые, наполненные осколками правды слова явно еще больше злят его, потому что перед моими глазами вдруг возникает красная пелена от нехватки воздуха, от того, как его пальцы сжимаются на моей бледной шее, наверняка оставляя там болезненные следы. — Дино... я... не могу дышать, — собираю последние остатки кислорода в слова, впиваясь длинными острыми ногтями в кожу на его руках, надеясь, что эта боль как-то отрезвит его.

— Это же я, — кое-как ловлю взглядом его лицо, пытаясь разглядеть там серьезное желание убить меня прямо здесь. Все мысли в моей голове путаются; я чувствую лишь злость, боль, и ответное желание причинить ее. Когда-нибудь я отомщу ему за это. В минуты покоя и счастья, он почувствует тот же вкус пепла во рту, что сейчас чувствую я, и поймет, что я забрала свой долг. Смотрю в его искаженное лицо расширенными глазами, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег; еще немного, и алые отголоски боли возьмут надо мной верх, одержав окончательную победу.