x x x
talk to me, I need to hear you need me like I need you
fall for me, I wanna know you feel how I feel for you

– Oh fuck, – простанываю себе под нос в очередной раз, когда головная боль вновь немилосердно простреливает мой висок. Острые приступы тошноты и головокружения, нехватка воздуха в саднящих легких, и ругательства, которым я радостно научилась у людей на земле. Если ваш день после вечеринки выглядит не так, то даже не думайте меня на нее звать. В комнате стоит звенящая тишина, Вики снова отправилась в медпункт, и ничто не мешает мне с относительно чистой совестью отправиться в кровать, предаваться сладкому похмельному отдыху. Но вместо этого я твердо решаю не расслабляться, и все-таки привести себя в порядок, словно злясь на то, что вчера так перебрала. События вечера сохраняются в моей памяти обрывками, яркими вспышками; произошло слишком много всего, как во время бала, так и после него. Я стискиваю зубы, ощущая очередной разлагающий приступ головной боли, когда вспоминаю о Вики и о том, что она рассказала мне про себя и Люцифера. К горлу вновь подкатывает тошнота, и я морщусь, делая большой глоток прохладной воды из стакана, пытаясь разобраться в том, что я чувствую. Нет, наверное, не сегодня. Не лучший момент для самоанализа. Это слишком темная, опасная территория, а мысли в моей голове похожи на один сплетенный клубок змей. У меня правда нет сил во всем этом разбираться, только не сейчас, когда в висках один за другим взрываются болезненные фейерверки.
Решительным шагом следую в ванную комнату, решая, что прохладный душ поможет моей бедной больной голове почувствовать себя немного лучше. Но чертовы мысли никуда не исчезают; пока стою под прохладными струями воды, раз за разом прокручиваю в голове собственные тревоги и переживания. Чувствительность родилась раньше меня, и это было то самое качество, которое я одновременно любила и ненавидела в себе. Гораздо проще было бы выключить все эмоции по щелчку пальцев, изображая безразличие, делая вид, что мне все равно. Но я никогда так не умела. Слишком уж живой огонь горел внутри меня, отражаясь в кристальных серых глазах, которые только на первый взгляд казались такими холодными.

Оборачиваюсь в полотенце и возвращаюсь в спальню, чувствуя себя хоть ненамного, но все-таки лучше, когда мое внимание привлекает какой-то странный звук со стороны окна. Я поднимаю одну бровь, прислушиваясь. Так и есть, кто-то неуловимо скребется в оконную раму, явно намереваясь попасть внутрь комнаты незамеченным. Ох, Шепфа, и за что только мне это все! – Кто там? Выходи, придурок, я тебя слышу, – грозно говорю в сторону окна, и делаю несколько шагов вперед. Полотенце определенно не прибавляло суровости моему виду, но другого выбора у меня все равно не было. Четко очерченные брови вновь взлетают вверх, когда я вижу, как из тяжелых портьер выпутывается никто иной, как мистер-не-умею-держать-руки-без-дела с крайне грозным выражением лица. – А, это ты, – протягиваю скучающим тоном, и не могу удержаться от того, чтобы не закатить глаза. Естественно, он решил заявиться именно в тот момент, когда я меньше всего хочу его видеть. Какая-то уникальная способность, честное слово. – Просто к твоему сведению, – протягиваю несколько язвительным тоном, – в мире есть такое классное изобретение, как дверь. Говорят, люди пользуются ей для того, чтобы попадать внутрь чужих комнат, а иногда даже стучат и спрашивают разрешения, перед тем как войти. Советую попробовать, вдруг тебе понравится? – завершаю свою тираду, простреливая его грозовым взглядом, и поворачиваюсь к нему спиной. Не собираюсь продолжать с ним разговор, стоя в одном полотенце, и без того почти под каждым его пронизывающим до ребер взглядом вечно ощущаю себя голой. Да и вообще не хочу разговаривать с ним ни по какому поводу, ни голой, ни в одежде. Внезапно осознаю, что мое поведение наверняка кажется ему несколько странным и нелогичным, ведь вчера на балу между нами было все, как обычно, без намека на какой-либо конфликт или недовольство. Скорее наоборот. Ну же, Люцифер, ты ведь умный мальчик. Можешь и сложить два и два, если хорошенько постараешься.

– Если ты ищешь Вики, то ее здесь нет, – решаю тонко намекнуть ему на причину своего недовольства, холодно бросая эту короткую фразу, обернувшись к нему через плечо. Хотя, зная Люцифера, теперь он будет обходить Уокер десятой дорогой; и это еще одна из причин моего беспокойства насчет всей этой дурацкой ситуации. Значит, если он вряд ли хотел увидеть Вики, то пришел именно ко мне? Хмуро смотрю на него вполоборота, пытаясь понять, чего он хочет, раз явился через окно после крайне весело проведенной ночи. Поделиться впечатлениями?! Вот же херня. Как дико меня это бесит. С плохо скрываемым раздражением открываю дверцу высокого шкафа в пол, скрываясь за ней, а затем все-таки выглядываю из-за створки, посылая Люциферу очередной подозрительный взгляд.
– Отвернись. – смеряю его глазами с ног до головы, а затем скрываюсь за дверцей шкафа, пробегаясь руками по ровному ряду из платьев. Полотенце падает на пол, и я снимаю с вешалки короткое черное мини, отлично подходящее под цвет моего настроения. Может, если я изображу, что крайне занята и куда-то собираюсь, он развернется и покинет мою спальню тем же путем, которым пришел? Впрочем, я слишком хорошо его знаю. Обычно ему наплевать на мнение окружающих.
Если уж он чего-то хочет, то просто приходит и берет это.

Он не может не чувствовать осязаемых вибраций моей злости в воздухе, которые я особенно и не скрываю, но все равно делает вид, что все в полном порядке. Такой хладнокровный, со своей обычной усмешкой, будто в его жизни и не произошло ничего особенного. Я всегда хотела научиться у него этому умению смотреть на любую ситуацию свысока, не принимая абсолютно ничего близко к сердцу, но за многие столетия это умение так и осталось мне неподвластно. Во мне всегда было слишком много страсти и огня, а лицемерие и лицедейство я воспринимала только на театральных подмостках. В жизни терпеть не могла лжи и притворства, тем ироничнее было то, что я хранила так много тайн от своего молчаливого друга. Информацию о его родстве с Ади, а также то, что его милейшая сестренка на самом деле оказалась настоящим монстром, что так легко подставила меня при первой же возможности. Но это ведь были не мои тайны. Они принадлежали другим созданиям, и то, что я по той или иной причине узнала обо всем, вовсе не давало мне права обращаться с этой правдой с неосторожностью. Но ситуация с Вики была кардинально другая. Ее было просто некому защитить, кроме меня, в том случае, если правда об их мимолетной интрижке с Люцифером выплывет наружу, и не дай Шепфа, дойдет до самого Кроули. Я сама никогда не была образцом для подражания, мое поведение вызывало множество вопросов, так что слова морали от меня могли бы прозвучать несколько странно, но ведь Вики была непризнанной. Самой уязвимой и беззащитной частичкой в нашей иерархии сил, и у меня просто в голове не укладывалось то, что Люцифер так беспардонно на это наплевал. С другой стороны, это ведь он; в самом деле, какого благородства я вообще от него ожидала?

Я справляюсь с застежкой платья, и появляюсь из-за дверцы шкафа в более-менее одетом виде, твердо намереваясь высказать Люциферу все, что я о нем думаю. Я сердито скрещиваю руки на груди, глядя на его лицо снизу вверх, теряясь в догадках, что могло ему понадобиться от меня в столь относительно ранний час. Но не успеваю я даже открыть рта, когда он скользит по мне этим своим пристальным взглядом, выдавая комплимент, что заставляет меня закатить глаза, и вздохнуть чуть громче, чем следовало бы.
− Давай без этих предисловий джентльмена, − прошу я нарочито-спокойным тоном, и лишь слегка покрасневшая кожа на обычно бледных щеках могла бы дать ему понять, что я оценила его комплимент. Четко очерченная бровь удивленно поднимается вверх, когда я слышу, что он хотел поговорить со мной. Чувствую, как изначальная ярость начинает потихоньку улетучиваться, и тут же злюсь на себя по десятому разу, сжимая челюсти в нервном вздохе. Нельзя позволять ему манипулировать собой в очередной раз, в конце концов, кто если не я скажет ему о том, как он облажался? С момента нашего перемирия прошло достаточно времени, и к моему облегчению, все достаточно быстро вернулось в прежнюю колею; возможно, стало даже лучше, благодаря тому, что мою жизнь перестала отравлять эта дурацкая детская влюбленность. Вот только ревность и какое-то собственническое желание никуда не исчезло, поэтому я лишь гневно сверкаю глазами, разворачиваясь на каблуках, чтобы сесть на левую половину небольшого узкого дивана.
− Присаживайся, − предлагаю Люциферу самым сладким голоском, уже предвкушая, какой разговор сейчас устрою. Закидываю ногу на ногу, уже готовая выпалить все, что думаю, когда он снова удивляет меня, заговаривая о том, о ком я меньше всего ожидала что-то услышать из его уст. Мое тело невольно напрягается, и я нахмуриваю брови, цепко изучая холодным взглядом лицо Люцифера, пытаясь понять, зачем он задал мне этот вопрос. Хочет проверить, как я отношусь к их новообретенному родству, и знала ли я вообще об этом заранее? Или дело здесь в чем-то другом? По его непроницаемому лицу никогда нельзя сказать наверняка, но я все равно внутренне напрягаюсь, будто он собрался в чем-то обвинять Ади. В моей груди невольно растекается легкое тепло, когда я думаю о нем, и пытаюсь подобрать те слова, которые было бы уместно сейчас сказать.

− Я знаю, что он лучше всех нас вместе взятых, − наконец, отвечаю, и это точно чистая правда. По крайней мере по отношению ко мне, в Ади всегда было столько добра и участия, сколько я по определению даже не заслуживала. − И он определенно лучший член вашей замечательной семьи, − добавляю с дерзкой усмешкой на лице, осознавая, что мои слова могут звучать достаточно жестко. К тому же, у Люцифера могут возникнуть вопросы, почему я не считаю самой близкой для себя его сестру, с которой мы столько времени поддерживали лишь видимость хороших отношений, по-настоящему помирившись лишь некоторое время назад. Но важным сейчас было вовсе не это, не так ли? Я внимательно смотрю в лицо демона, изучая каждую до боли знакомую мне черту, которую я могла бы воспроизвести в своей голове с закрытыми глазами, и думаю лишь о том, стоит ли вонзать в него словесный нож прямо сейчас. Он ведь пришел поговорить со мной по-хорошему, посоветоваться, как обычно, как в старые добрые времена. Я думаю об этом почти с нежностью, потому что никогда не воспринимала как должное нашу с ним многолетнюю дружбу. И его, и мое доверие было слишком хрупким, для того, чтобы вольно обращаться с ним; со мной вообще стоило бы обращаться с осторожностью, ему ли не знать об этом. Мои глаза сверкают холодом, и я гордо поднимаю подбородок повыше. Когда я говорю, на моих губах расцветает легкая улыбка, но глаза по-прежнему остаются арктически-ледяными.

− А еще у него есть голова на плечах, и он не заводит никаких интрижек с непризнанными. Как жаль, что о тебе нельзя сказать того же, да, дорогой?

Отредактировано Mimi (2020-07-06 20:48:00)

За все эти тысячелетия я упорно не могла понять одного ‒ как одна и та же душа может быть для тебя одновременно настолько близкой и настолько раздражающей. Временами мне казалось, что все мы терпим друг друга лишь от безысходности, осознавая, что являемся лишь заложниками в небесной тюрьме, откуда нам никогда и никуда не деться. Разве что в тюрьму реальную, поразвлечься с узниками ада, перекинуться парой недобрых слов. В остальном контингент на небесах практически не менялся, не считая редких непризнанных, которые не сразу и запоминались, не всегда врезались в память или обращали на себя внимание. Мне не хотелось думать про Люцифера плохо, в конце концов, после нашего перемирия он не просто словами, но поступками доказал, как относится ко мне и ко всей той ситуации, что сложилась вокруг нас. Однако все, что происходило потом, просто не оставляло мне выбора. Я не могла обвинять его. Вики была хорошеньким новым личиком на небосклоне уже приевшихся лиц ангелов и демонов, как глоток свежего воздуха; кроме того, помимо этого самого личика она оказалась обладательницей большой души и невероятно доброго сердца. Конечно, это привлекало; я и сама, спустя столько времени, что провела с ней, успела полюбить ее и по-своему привязаться. Однако это не делало происходящее между ними правильным или нормальным ‒ это делало ситуацию опасной, ведь узнай об их связи кто-то, кроме меня, это принесло бы им обоим проблемы гораздо более существенные, чем моя ревность или плохое настроение. Я раздраженно вздыхаю, поднимая на Люцифера полыхающий холодным металлом взгляд. Он что, маленький несмышлёный ребенок? Почему я должна объяснять ему настолько очевидные, особенно для нашего многовекового существования, вещи?

‒ Иначе что? ‒ интересуюсь с деланным безразличием, поднимая одну бровь. Его запрет меня скорее веселит, чем пугает, и он прекрасно об этом знает.
‒ Не будешь со мной разговаривать еще пару сотен лет? Ну что ж, мне придется снова это как-то пережить. ‒ усмехаюсь, а в глазах пляшут искорки смеха. Хорошо, что сейчас я могу шутить над нашей размолвкой, пару сотен лет назад мне было бы совсем не смешно. Обычно я тонко чувствую грани, знаю, за какую территорию мне не стоит заходить. Но сейчас был явно не тот случай. Я безумно не хотела потерять их обоих, а потому отчаянно защищала их, пусть даже таким неприятным для Люцифера способом. Я изучаю грозовое выражение его лица, стараясь сохранять внешнее спокойствие, понимая, что лишние сцены и выяснения отношений как обычно ни к чему не приведут. Но он бросает эту чертову спичку; он поджигает меня своими словами об Ади. На секунду мне кажется, будто я ослышалась, и я поднимаю на него неверящий взгляд, а на дне моих глаз уже начинает разгораться пожар. Я медленно поднимаюсь со своего места, делая несколько шагов на встречу к нему, пока оба наших пылающих взгляда без слов разговаривают друг с другом. Чего он пытается этим добиться? Показать, что якобы_беспокоится за меня, или тупо_изящно меняет тему? Я скрещиваю руки на груди, а мои бледные щеки начинают пылать от едва сдерживаемой ярости.

‒ Ты запрещаешь мне лезть в твою личную жизнь, а сам тем временем решил обсудить мою? Да еще и в таком повелительном ключе? ‒ я вскидываю подбородок повыше, не в силах поверить в его слова. Он серьезно не доверяет Ади? Тому, кто за все время, проведенное со мной, не дал мне ни единого повода для сомнений? ‒ У меня нет причин на то, чтобы не доверять ему. Ни одной. ‒ Отрезаю так холодно, что мне самой становится неуютно от собственного тона. ‒ Он был рядом со мной в те моменты, когда от меня отвернулись все. В том числе и ты. Напомнить, как это было?! ‒ Мои слова режут без ножа, и я знаю, что звучу в вышей степени безжалостно, но он сам поднял эту тему, когда явился сюда наводить справки о своем новообретенном брате, забыв о том, что сам далеко не является примером для подражания. Я закатываю глаза, когда вновь думаю о них с Вики, и вспыхиваю, больше не в силах совладать с собственными эмоциями. ‒ Ты ведешь себя как полный идиот! ‒ Мои глаза сверкают, но я решаю быть смелой и идти до конца, ведь кто, кроме меня, скажет ему правду?! Даже если она такая неприятная и разрушительная для нас обоих. ‒ О чем ты только думал, Люцифер?! Чего ты добиваешься ‒ чтобы тебе вырвали крылья и отправили на землю, а Вики просто уничтожили? Хоть раз в жизни подумай о ком-то, кроме себя. Если для тебя это не более чем очередная интрижка, о которой ты забудешь послезавтра, то хотя бы не подставляй Вик таким глупым образом! ‒ мой голос почти срывается на крик, и я понижаю тон, быстро оглядываясь на дверь. Еще не хватало, чтобы именно в этот момент по коридорам прогуливались Кроули под ручку с Фенцио. Я тяжело дышу, вновь встречаясь взглядом с Люцифером; мне стоит серьезных усилий выдержать его полностью. Какое-то время мы оба молчим, а затем я качаю головой, и скрещиваю руки на груди, словно защищаясь от него.

‒ Я просто не хочу потерять вас обоих. А это рано или поздно произойдет, если вы продолжите в том же духе. Мой отец в тюрьме, мой брат только что оттуда вернулся. У меня есть только Ади и вы с Вик, все, больше никого. ‒ еще минута, и в моих глазах блеснет что-то похожее на слезы, поэтому я лишь упрямо отворачиваюсь от лица демона, с притворным интересом изучая портьеры на окнах. ‒ И если тебе плевать на меня, то мне на тебя ‒ нет. ‒ добавляю тихо, так, что кажется, будто я вообще ничего не произносила.

Еще никогда мне не было так сложно разобраться в своих чувствах. Я чувствовала себя маленьким потерянным ребенком, который брел куда-то, не разбирая дороги, окончательно потеряв все свои ориентиры и компасы. У меня были тысячи вопросов в голове, и большинство из них сводилось к одному простому ‒ как поступить правильно? И что вообще можно считать правильным в подобной ситуации? Просто отступить в сторону, засунув свое извечное желание убивать за близких людей, куда подальше, позволив им самим разбираться со своей жизнью? Или не отступать от собственных принципов, прислушаться к внутреннему голосу, который действительно никогда не ошибался, и не позволить кому-то совершить ошибку? Я прикусываю нижнюю губу в задумчивости, обхватывая себя руками, по-настоящему не зная, как поступить, когда вдруг Люцифер выдает предложение, от которого мои брови ползут вверх в удивлении. Я права? Он серьезно сказал, что я права? Несмотря на не совсем веселую ситуацию, мои губы трогает легкая усмешка, и я чувствую, как часть напряжения в крыльях понемногу спадает.
‒ И почему все наши споры обычно оканчиваются одними и теми же словами? ‒ не могу удержаться от маленькой иронии, улыбаясь сквозь проступившие слезы, и вполсилы пинаю Люци кулаком под ребра. ‒ Просто признай уже, что я права всегда. Это аксиома, такая же незыблемая, как существование ангелов и демонов, ‒ выгляжу до крайности довольной своей маленькой победой, но в глубине души мне все равно ужасно грустно. Я так и не приняла решение. И горячие руки Люцифера, которые смахивают все-таки покатившиеся по моим щекам слезы, точно не помогают мне определиться. Я тяжело вздыхаю, словно на моих крыльях лежит тяжесть всего мира, и кладу свои ладони на его руки, внимательно вслушиваясь в его слова, всматриваясь в его лицо холодными серыми глазами. Неожиданно я будто смотрю на нас обоих со стороны, словно не узнавая; черт возьми, в какой момент, и самое главное, почему мы вдруг снова оказались по разные стороны баррикад? Кто, если не я, должен сражаться на его стороне, кто, если не он, должен быть на моей?.. Разве так не было и не должно быть всегда? Я снова вздыхаю, вкладывая в этот воздух из легких все свое сожаление. Я знаю ответ. На самом деле я его знаю. Он лежит где-то на поверхности, а я не даю себе его уловить. Когда-то со мной поступили точно так же. Когда-то одна маленькая девочка не смогла справиться со своей ревностью, и одним неосторожным движением разрушила половину моей жизни и жизни своего брата. Я не должна поступать так же. Иначе я всего лишь покажу, что эта жизнь меня ровным счетом ничему не научила. Что я продолжаю идти на поводу у своей гордыни и боли, не позволяя себе двигаться дальше. Я убираю пальцы с рук Люцифера, и коротко пожимаю плечами, обдумывая свой ответ.

‒ Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь. В конце концов, мне только что было неприятно, когда ты полез в мою. Вы оба уже не маленькие дети, и я надеюсь, что будете думать головой на плечах. Просто учти одно, ‒ я слабо улыбаюсь ему, но на самом деле слова, которые я собираюсь произнести, вовсе не кажутся мне смешными. ‒ Если вас обоих засунут в тюрьму, я не буду навещать вас, и рассказывать последние новости. Видит Шепфа, больше всего на свете я хочу, наконец, забыть дорогу в это чертово место! ‒ вновь улыбаюсь, поднимая руки ладонями вверх, словно сдаваясь. Я отворачиваюсь от Люцифера, уверенная в том, что он уже услышал все, что хотел, и сейчас исчезнет из комнаты тем же путем, что и появился, когда его следующие слова заставляют меня застыть на месте. Очень медленно я вновь перевожу на него взгляд, пытаясь прочесть в его непроницаемом лице хоть что-то, что даст мне малейшую зацепку, шанс на спасение. Ничего. Он выглядит немного расстроенным, но спокойным, и по моим рукам пробегают мурашки, я словно готовлюсь нырнуть в ледяную воду с головой. ‒ Я знаю. ‒ эти слова едва могут вылететь у меня изо рта, и я призываю на помощь все свои остатки храбрости. В самом деле, на что я рассчитывала? Это не могло быть тайной вечно. Рано или поздно нам пришлось бы это обсудить. Просто я искренне надеялась, что это произойдет не так быстро. А еще лучше ‒ не произойдет примерно никогда.
‒ Прежде чем ты захочешь свернуть мне шею за то, что я ничего не сказала тебе, ‒ медленно произношу, на всякий случай отступая от него на шаг назад, ‒ просто подумай о том, что это была не моя тайна. Это ваши семейные дела, Люц. Меньше всего мне хотелось опять в это лезть, и вспоминать то время, когда... ‒ я осекаюсь, не желая продолжать, вновь окунаться в это. На долю секунды между нами повисает пауза, а я вновь набираюсь смелости, и продолжаю со всей твердостью, на которую только способна. ‒ Я просто не хотела делать тебе еще больнее. Надеялась, что ты вообще никогда об этом не узнаешь. ‒ бессильно пожимаю плечами, просто не зная, какие слова еще будут уместны в этой ситуации.

Я устало выдыхаю раскаленный воздух из легких, прикрывая лицо рукой, для того чтобы не выдать всей той гаммы эмоций, что варилась у меня внутри. Каждый раз мне так сложно в них разбираться, но кажется, что центральной, главной из них была всего одна, даже не злость или гнев — а разочарование. Чертово разочарование, которое я испытывала каждый раз, когда светлый образ Люцифера, который я так долго хранила в своем сердце, ту его сторону, которую знала только я, разбивался об жестокую реальность. Надо было быть в высшей степени наивной идиоткой, для того чтобы продолжать считать, что я все еще что-то для него значу. Что дружба со мной, которую он таким нелепым образом потерял, все-таки имеет для него хоть какое-то (весомое ли?) значение. Я ведь жила в этом проклятом статусе вечной подружки всех и каждого, была той, к кому приходили сливать все свои проблемы, тайны, секреты, в надежде на то, что я поддержу, промолчу, помогу, а потом обязательно сохраню все в тайне. Никто и никогда не думал о моих собственных чувствах, о том, что испытываю я, узнавая о том, что творится вокруг, давая очередное обещание никому и ничего не рассказывать; никто и никогда не спрашивал о том, как себя чувствую я, ничего ли меня не беспокоит, и как я выдерживаю тот пресс, что ежедневно ложится на мои и без того достаточно хрупкие плечи.
Я постоянно жила для кого-то. Думала, что это кто-то оценит, но знаете что? Когда я снова что-то такое придумаю, двиньте мне по роже. Я отдавала себя, лишь изредка вспоминая о врожденном эгоизме, в тех случаях, когда терпеть чье-то безобразное поведение дальше было абсолютно невозможно. Сейчас моя чаша терпения окончательно переполнилась до краев. Я медленно качаю головой, не сводя пылающего взгляда с лица Люцифера, не веря в то, что он несет, глядя мне прямо в глаза; не веря в то, что он вообще может так со мной поступить. Злость клокочет внутри меня, ускоряя пульс, заставляя кровь бежать по венам быстрее; меньше всего мне хочется опускаться до его уровня и ввязываться в наши очередные бесконечные скандалы, которые могли продолжаться вечность, просто потому, что мы оба были слишком упрямыми, и одновременно слишком дорожили друг другом, чтобы вот так просто раз и навсегда разойтись по разным углам.

Но прямо сейчас именно этого мне хотелось больше всего. Выплеснуть на него всю ярость, которая накопилась во мне, которую вызвали его несправедливые, лживые, болезненные слова; он ведь даже не осознавал, насколько сильно ранит меня ими. Он никогда этого не осознавал. — Ты всерьез обвиняешь меня в том, что сделала твоя сестра? — интересуюсь дрожащим от гнева тоном, чувствуя, что вот-вот взорвусь от подступающей головной боли. Прямо сейчас я ненавижу Люцифера настолько сильно, что всерьез планировала бы дать ему по лицу, если бы не знала наверняка, что он в десятки раз сильнее меня, и подобное поведение затем обернется для меня еще большими проблемами. — Вся ваша чертова семейка сидит у меня вот здесь, — резко провожу краешком ногтя по горлу; я сыта каждым из них, каждым из тех, кто изображает, что дружит со мной ровно до тех пор, пока не настает очередная пора вытирать об меня ноги. — А знаешь, ты ведь прав. Я действительно больше не хочу иметь ни с кем из вас ничего общего, потому что вы чертово зло, которое отравляет всех, кто к нему прикасается. — я тяжело дышу, выплевывая ему в лицо такие же злые и несправедливые слова, какими он одарил меня жалкие несколько минут назад. — Все, что вы можете — делать мне больно, думая лишь о собственных чувствах, а потом вновь и вновь возвращаться в надежде, что я опять все забуду. Я сыта по горло. Хватит раз за разом испытывать мое терпение, Люцифер! — по серой радужке моих глаз разливается алое море, и я дышу злостью, которая бежит по моим венам чистым электричеством. Я ненавижу себя такой. Дьявольское порождение. Он делает меня такой. — Убирайся отсюда, — прошу хриплым тихим тоном; лучше пусть сделает это сейчас, пока мы не наговорим друг другу чего-то такого, чего в дальнейшем при всем своем желании не сможем забыть целую вечность. — Убирайся, я не хочу тебя видеть! — повышаю тон, но обращаюсь уже к его удаляющейся к окну спине. Этот жест еще больше убивает меня, и я быстро смахиваю закипающие в глазах слезы, радуясь, что он их уже не увидит. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось — показать ему свою слабость. Он последний, кто заслуживает видеть меня такой. В моей комнате пустеет слишком стремительно, он исчезает той же невесомой тенью, какой и появился; и я со злостью делаю несколько быстрых шагов к окну, яростно захлопывая ни в чем не повинную створку, так сильно, что стекло в ней жалобно дребезжит. — Какой же ты ублюдок, Люцифер! — кричу ему вслед, не имея ни малейшего понятия, услышит он это или нет; пинаю окно еще и еще раз острым носком моих туфель, прикладывая прохладные ладони к разгоряченному лицу, безуспешно стараясь успокоить надвигающееся состояние истерики.

Я не знаю, что будет завтра, и не хочу знать этого прямо сейчас;
но на сегодняшний день та невесомая, тонкая нить, что вновь начала связывать нас двоих, оказалась безнадежно разорвана.

Отредактировано Mimi (2020-09-14 19:28:44)