Сегодняшний вечер проехался по мне, как асфальтный каток, и когда я наконец-то закрываю за собой дверь своей спальни, то не могу сдержать вздоха облегчения. Хвала небесам, я осталась одна. Даже удивительно, что в таком огромном доме мне было решительно негде спрятаться от вездесущих членов семьи, и так неожиданно примкнувших к ним посторонним лицам. Я сердито морщу аккуратный нос, пока раздеваюсь, на ходу скидывая с себя одежду, направляясь прямиком в прохладный душ, в надежде, что вода поможет мне успокоиться и расслабиться. В голове шумит то ли от количества выпитого за ужином вина, то ли от колких слов тетушки, которые она бросала мне в лицо всего несколько минут назад. Я слишком резко поворачиваю переключатель на кране, и вздрагиваю, когда на голову начинает литься холодная вода. Набираю ее в ладони, и прикладываю к разгоряченным щекам, устало вдыхая и выдыхая несколько раз. Тяжелый перелет, пять часов за рулем, чертов туман и чертов Александр, который здорово напугал меня, когда бросился под колеса авто. Куча людей в доме, ледяной взгляд тетушки, и пять или шесть бокалов вина, чтобы хоть как-то расслабиться. Для моего хрупкого тела все это было слишком, и я слегка покачиваюсь, когда намыливаю голову, чтобы удержать равновесие. Мечтаю только об одном, поскорее добраться до огромной кровати, завернуться в теплое одеяло и уснуть, желательно безо всяких сновидений. Со сном в последнее время все стало совсем плохо, и я уже не могла вспомнить, когда спала не урывками, то погружаясь в пучину пугающих кошмаров, то внезапно просыпаясь и обнаруживая себя возле дверей в спальню. Меня словно мучило какое-то дурацкое предчувствие и тянущее чувство тревожности, которое не давало нормально отключиться мозгу, вызывая страшные видения каждый раз, когда я закрывала глаза. Если бы я была более впечатлительной натурой и верила бы в знаки и предзнаменования, давным-давно бы забила тревогу, пытаясь понять, что к чему.
Но мне по большей части было наплевать на всю эту чертовщину ‒ я просто наконец-то хотела выспаться.

Выхожу из ванной, старательно подавляя зевок, пытаясь удержать уставшие глаза открытыми. Если сегодня крепкий сон наконец-то не придет ко мне, придется идти на поклон к тетушке и упрашивать ее отсыпать мне своего жутко редкого и жутко дорогого снотворного, которое, по слухам, могло заставить любого крепко уснуть за считанные секунды. Но сегодня моя голова и так была слишком тяжелой из-за алкоголя, долгой дороги и дурацкого завершения вечера; я с наслаждением устраиваюсь на мягкой подушке и заворачиваюсь в одеяло, ощущая, как легкая головная боль начинает пульсировать в висках. Завтра с утра меня ждет грандиозное похмелье, но пока что я даже думать об этом не хочу. Мое дыхание выравнивается, и я погружаюсь в долгожданный сон за какие-то считанные мгновения.

Мой сон неглубокий, тревожный, прерывистый; мне кажется, что я слышу чьи-то шаги за своей спиной, но не могу проснуться, никак не могу проснуться. Дуновение ветра, какое-то движение в комнате; я переворачиваюсь на другой бок, упрямо пряча лицо в подушку, не позволяя своему мозгу включиться. Я теряю грань между реальностью и своим воображением; не могу понять, в каком состоянии нахожусь, то и дело проваливаясь в черную пустоту. Сквозь сон ощущаю легкие, почти невесомые прикосновения к своему лицу, к ключицам, к плечам; хмурюсь, тихо вздыхая, не в силах проснуться окончательно, как будто что-то продолжало удерживать меня во сне. В тот момент, когда мне кажется, что в спальне наконец наступила полная тишина, я вновь более чем явственно чувствую, как кто-то осторожно скользит пальцами от моей талии вниз, к изгибу бедер. Участившееся сердцебиение дает мне какой-то толчок, и я тут же открываю глаза, пытаясь привыкнуть, разглядеть что-то в темноте. На понимание происходящего уходит несколько драгоценных секунд, а когда я наконец-то понимаю, что передо мной стоит совершенно незнакомый мужчина в черном, его палец уже прижимается к моим губам.

Обычно страх пробуждает меня. Он заставляет меня действовать, дает мне энергию и толчок, но только не в этом случае. Страх, который вызывает во мне эта темная фигура, парализует меня. Я не могу сдвинуться с места, не могу даже вскрикнуть или поморщиться от того, как бешено, испуганно бьется мое сердце. От притока адреналина и резкого пробуждения я почти не могу дышать, только смотрю в лицо напротив глазами с расширенными зрачками, на дне которых плещется откровенный ужас. Он словно чувствует мое состояние, заглядывая прямо в глаза и шепча какие-то успокаивающие слова, от которых все мое тело словно деревенеет, больше мне не принадлежит. По моей щеке скатывается слеза, прочерчивая влажную дорожку, и я собираю всю свою силу воли, чтобы отвести взгляд от его странных тлеющих глаз, чтобы сбросить с себя это парализующее оцепенение. В голове не осталось никаких мыслей, лишь бесконечная пустота; я с трудом могу сосредоточиться на его вопросе, а потом киваю против своей воли, словно я лишь пустая марионетка. Без эмоций, без чувств.

‒ Да, ‒ мой голос не принадлежит мне, он совершенно чужой, незнакомый, глухой и едва слышный. ‒ Я хочу знать. Покажи мне. ‒ голова вот-вот разорвется от навязчивого присутствия, и я успеваю сделать один глубокий вдох, когда незнакомец наконец отстраняется от меня. Мое имя, произнесенное им, будто ненадолго приводит меня в чувство, и мне удается слегка пошевелиться, дернуть рукой, которая до этого безвольно лежала на одеяле. Это сон. Это всего лишь ужасный сон, и он закончится, как только я смогу заставить себя проснуться. Я сжимаю ногтями простынь, сминая ее под своими пальцами, пока до меня медленно доходит ужасное осознание реальности. Я ведь чувствовала каждое его прикосновение к своей коже. Я могла бы ощутить его дыхание на своем лице, если бы немного подалась вперед. Я собираю все свои последние силы, и щипаю себя за запястье, охая от боли, расширенными от ужаса глазами наблюдая за тем, как нежная кожа начинает наливаться краснотой.

‒ Кто ты такой? ‒ медленно спрашиваю я у молчаливого парня, который усмехается такой странной усмешкой, словно может видеть меня насквозь. Словно знает про меня буквально все. Стираю тыльной стороной ладони дорожку из слез на моей щеке, и не могу не думать о том, насколько реалистично выглядит это сновидение. Слишком уж все осознанно; слишком реальны предметы вокруг. ‒ Это ведь не сон, да? Что происходит?.. ‒ тихо спрашиваю у него снова, пытаясь собраться с силами и разорвать с ним зрительный контакт, но у меня ровным счетом ничего не выходит. Он словно удерживает меня на месте одними глазами, внушая мне не бояться, не поднимать крик на весь дом; он словно парализует меня.
Как самый страшный из всех кошмаров, которые у меня были.

Я не верю в загробную жизнь, знаки судьбы, предсказания, в рай или в ад. Более чем уверена, что религия, экстрасенсорика и прочие вещи, которые люди используют, чтобы якобы понять этот мир и заглянуть за грань реальности ‒ не более чем фальшь, и способ убежать от самих себя. Я верю только в то, что видела собственными глазами, в то, что можно пощупать, потрогать, или как-то доказать. Но, черт возьми, с того самого момента, как мой самолет приземлился в этой стране любителей английской королевы, я каждую секунду ощущаю, что все события вокруг меня словно развиваются по какому-то дурацкому сценарию, написанному кем-то свыше. Как будто от меня ничего не зависит. Как будто я лишь безвольная марионетка, которая призвана выполнять чью-то чужую волю. Мой прекрасный разум, который обычно так легко справлялся со всеми вопросами, просто рассуждая логически, сейчас терпел откровенный крах, столкнувшись с чем-то неизведанным и непонятным. Стоит ли говорить о том, что мое вечернее похмелье улетучилось, словно его никогда и не было, в ту самую минуту, когда в моей комнате вообще появился кто-то посторонний. Прямо сейчас мой окончательно проснувшийся мозг работает на двести пятьдесят процентов, тщетно пытаясь осознать и оценить происходящее. Я ощущаю себя маленькой мошкой, которая вот-вот угодит в лапы паука, что уже сплел для нее свою паутину из лжи и театрального представления. Каждая косточка в моем теле болит от того, как сильно я сопротивляюсь этому влиянию извне, которому не могу дать абсолютно никакого названия.

На место страха приходит злость, когда это красивое лицо напротив выходит из полутени, находясь на одном уровне с моим. Я могу не понимать происходящего, но очень остро чувствую общую энергетику, которая исходит от мужчины. Кажется, ему... весело? Его будто откровенно забавляет вся эта ситуация, в особенности моя беспомощность; если бы он только знал меня в обычной жизни, то понимал бы, насколько чужеродно и противно мне такое состояние. Моя религия ‒ действия, пусть не всегда обдуманные, импульсивные или жестокие. Но прямо сейчас, все, что я могу ‒ вскинуть подбородок повыше, и как можно более прямо встретить его тлеющий взгляд. ‒ Не трогай меня. ‒ в моем тоне нет ничего умоляющего или просящего, лишь чистая ярость и желание как можно быстрее проснуться от этого утомительного сна. Но не успевает последнее слово вырваться из моего рта, как его руки накрывают мою шею и плечи, почти мягко поглаживая ключицы, и я окончательно понимаю, что мне ни за что не победить в этом раунде чертовой игры. Из моей груди вырывается тяжелый вздох, а тело словно деревенеет, когда его губы прикасаются к моим, сначала легко и почти невесомо, затем все более требовательно и жарко. Подчиняясь то ли своей, то ли навязанной мне воле, я слегка подаюсь вперед, углубляя поцелуй, ощущая, как вместе с поистине дьявольским жаром под мою кожу почему-то пробирается спокойствие. Вся нервозность и желание спрятаться отступают на второй план; я открываю глаза, отстраняясь от своего таинственного незнакомца, пытаясь унять бешеное сердцебиение. На моем языке вертится миллион вопросов, но я проглатываю каждый из них, наконец-то ощущая, что могу пошевелить рукой или ногой. Словно тяжелая плита, сдавливающая меня, наконец-то упала. Прямо сейчас я могу вскочить на ноги, убежать куда подальше и немедленно позвать на помощь, но почему-то не хочу этого делать. Я вновь поднимаю взгляд на своего молчаливого спутника, и слегка качаю головой.

‒ Определенно, это самый странный сон в моей жизни. У меня так много вопросов, но что-то подсказывает, что ты не ответишь ни на один из них. ‒ Мои губы прорезает легкая усмешка, когда я иду вслед за ним по до боли знакомому маршруту. Мягко открываю дверь в спальню тетушки, и сердце обволакивает долгожданное тепло. Я ужасно рада видеть ее в целости и сохранности; делаю шаг навстречу, чтобы обнять ее, но когда она оборачивается, я в ужасе отшатываюсь назад. Половина ее лица залита кровью, а на голове зияет какая-то ужасная рана. Я закрываю рот рукой, но из моей груди от шока не может вырваться ни звука.
‒ Тетушка, что с тобой? Кто это сделал?! ‒ кое-как выдавливаю из себя, протягивая к ней руки; но на ее лице возникает лишь безобразная кривая усмешка, когда она вдруг указывает на меня.
‒ Это все из-за тебя, Агата.

Ее голос какой-то потусторонний; я лишь качаю головой, все больше отступая в тень, а она надвигается на меня, и ее залитое кровью лицо искажает гримаса гнева. ‒ Все всегда происходит из-за тебя, маленькая мисс Харрис. ‒ на долю секунды ее тон напоминает укоризненный тон Александра, и я встряхиваю волосами, пытаясь прогнать это наваждение. ‒ Ты убила меня. ‒ Еще один шаг, и я упираюсь спиной в резной комод, впиваясь пальцами в его шершавое дерево. ‒ Ты убила нас всех.

Она разражается каким-то невероятным, потусторонним смехом, и я в ужасе прикрываю лицо руками, пытаясь проснуться, пытаясь дышать как можно глубже. Неожиданно вспоминаю о своем молчаливом спутнике, который внезапно оказывается возле меня, и поднимаю на него глаза, полные отчаяния.
‒ Ты тоже видишь ее? ‒ спрашиваю одними губами, кивая на все еще хихикающую тетушку. ‒ Помоги мне. Мне кажется, что я схожу с ума.

В своей жизни я теряла так много, что в какой-то момент перестала вести счет этим потерям. Людям, которые знали меня не так хорошо, я просто казалась злобной стервой; те, кто знал получше, скорее бы назвали меня сильной. Но никто не задумывался, откуда берется эта сила, какие жизненные обстоятельства делают тебя тем, кто ты есть. Я отдала бы все, что имела, чтобы не взрослеть так рано, чтобы избежать смерти родителей, которая не только перевернула весь мой тихий уютный мир с ног на голову, но еще и выточила из меня скорее воина, нежели достопочтенную леди с бокалом вина в руках. Я не умела доверять; не умела перекладывать ответственность на кого-то, предпочитая справляться со всем в одиночку. Долго винила себя в смерти матери и отца, считала себя плохой дочерью, которая уделяла им недостаточно внимания, и отнекивалась на просьбы тетушки, наконец, сходить к психологу, чтобы разобраться со всем этим. Я сама была своим психологом и палачом, и со временем моя психика закалилась настолько, что я перестала считать удары судьбы чем-то шокирующим. Просто брала себя в руки, и шла решать очередную проблему. Меня было крайне сложно удивить — до этой самой секунды.

Я не могу объяснить происходящее, назвать его иначе как "чертовщина", потому что мои глаза отказываются понимать, что творится в этой самой комнате. Единственный человек, которому я могла хоть как-то доверять, вдруг оказался моим врагом, обвиняющим меня в том, чего я никогда не совершала даже в мыслях; и незнакомец, которого я не знаю и часа, который протягивает мне руку помощи, предлагая забрать из этого кошмара, располагая к себе, завоевывая мое доверие. В любой другой ситуации я бы ни за что не доверилась; слишком велика была цена ошибки. Но сейчас мне не остается ничего кроме как положиться на него, принять его протянутую руку, для того, чтобы он забрал меня из самой ужасной и кровавой части моего сна. Это ведь сон, правда? Один из тех реальных, сводящих с ума снов, которые так часто заставляли меня просыпаться в слезах, совершенно разбитой. — Я не понимаю, что происходит, — шепотом говорю своему молчаливому спутнику, даже не надеясь, что он будет мне что-то объяснять. Во сне редко все идет по твоему плану, а события обычно разворачиваются по самому невероятному сценарию. Как этот, в котором Аннет больше нет. Я чувствую приближение надвигающейся панической атаки, мои плечи трясутся от страха и напряжения, когда мы вновь оказываемся в моей комнате, и мужчина закрывает за собой дверь. Его слова режут меня хуже ножа; я пытаюсь не дать волю слезам, но проигрываю сама себе. — Это неправда! — восклицаю сквозь тихие всхлипы, закрывая лицо руками, словно надеюсь спрятаться от реальности. — Она единственная, кого я всегда любила по-настоящему... — мои слова тонут в подступивших к горлу рыданиях, и неожиданно для меня самой из моих глаз катятся вполне реальные, соленые слезы; они обжигают меня изнутри, и я прижимаюсь лбом к груди незнакомца, который тут же раскрывает для меня свои объятия. Мое сердце разрывается от боли и непонимания, чем я заслужила все это, почему все мои близкие рано или поздно оставляют меня в одиночестве, линчевать себя и думать, как прекратить эту боль. Невесомые руки мужчины мягко гладят меня по спине, успокаивая, и я позволяю себе еще несколько всхлипов, прежде чем вдруг осознаю одну странную вещь. Без зрительного контакта с ним мой разум словно просыпается, пробуждается по-настоящему; я больше не чувствую себя так странно, будто являюсь героиней фильма с собственным участием, которой он просто управляет так, как ему вздумается. Мои слезы постепенно высыхают, и я перестаю всхлипывать, лихорадочно думая, как мне поступить. Я кожей, каким-то шестым чувством ощущала исходящую от него опасность, угрозу, которую он пока прятал за мягким взглядом, голосом и прикосновениями. И у меня совершенно не было желания узнавать, что таится в глубине его глаз на самом деле; однако, кажется, иного выбора он мне не оставил.

Я поднимаю сияющий от слез взгляд к его лицу, позволяя ему взять меня за руку; на долю секунды его предложение кажется мне нереальным, а с губ уже готов сорваться тот самый единственный вопрос, который меня волновал. Мои родители. Мне очень хотелось бы знать, что в том месте, где они сейчас, с ними все в порядке; что после смерти они смогли найти покой. И что-то подсказывало мне, что этот таинственный незнакомец с тлеющими огнем глазами сможет ответить на этот вопрос. Я балансирую на грани между прошлым и настоящем, и в моей голове формируется правильный ответ насчет моих дальнейших действий. Я точно знаю, что должна делать. Неожиданный мягкий поцелуй, которым мужчина одаривает меня, склоняясь надо мной, играет мне только на руку. Ощущаю привкус своих соленых слез на губах, и подаюсь ближе к нему, прикрывая глаза, вновь разрушая наш зрительный контакт, который каким-то образом имел надо мной странную власть. Мне кажется, что мои губы, мое тело горят от его прикосновений, будто меня облили бензином; крайне легко забыться, переступить через эту тонкую грань, позволить его рукам скользить по моему телу, избавляя меня от лишней одежды. Но я всегда молилась не тем богам, и старым и новым. В моей вселенной есть только один бог, и имя его — смерть. А смерти я говорила только одно — «Не сегодня».

Моя свободная от его пальцев рука медленно скользит к тяжелой антикварной лампе, которая стоит на столике. Я действую так осторожно, насколько могу, целуя незнакомца до тех пор, пока пальцы крепче не охватывают основание лампы. Я выдыхаю в его губы в последний раз, прежде чем схватить лампу со столика, и обрушить ее на голову парня изо всех сил, которые у меня только были. Я не рассчитываю на то, что он моментально потеряет сознание, но того, что он теряет равновесие от неожиданности, опускаясь в большое кресло позади него, для меня более чем достаточно. Я моментально усаживаюсь сверху, держа свое забавное оружие в виде лампы наготове, и мои губы прорезает довольная ухмылка.
— Целый один вопрос, да? Ты такой благородный, я покорена. Только у меня есть целый ворох вопросов, и лучше бы тебе ответить на все из них, — устраиваюсь на нем поудобнее, стараясь избегать зрительного контакта. Мои глаза сверкают праведным гневом, и я надеюсь, что выгляжу готовой разбить об его голову все предметы в моей комнате, если понадобится. — Кто ты, черт возьми, такой? Кто пустил тебя в мой дом? Марта, эта хитрая выскочка? Или это очередной розыгрыш от тетушки? Очень смешно, браво, — закатываю глаза, недовольно вздыхая. — Если тебе нужны деньги, забирай их и исчезай отсюда до тех пор, пока я не закричала и не перебудила весь дом, ясно? — воинственно сверкаю взглядом, откровенно блефуя. До тех пор, пока кто-то действительно проснется и добежит до моей комнаты, меня десять раз успеют придушить этим же самым шнуром от лампы. Но за свою жизнь я намерена была сражаться до последнего. — А если ты хотел переспать со мной, мог бы просто взять мой номер и пригласить на свидание, а не влезать ночью в окно!  — сердито заканчиваю свой монолог, ощущая, как рука, держащая лампу, начинает предательски затекать.