Can you hear me say your name forever?
Can you see me longing for you forever?

Would you let me touch your soul forever?
Can you feel me longing for you forever, forever?
♫ ghost - life eternal

внешний вид

Ветер так шаловливо развевает её косы, что они распадаются на мелкие _ тонкие волосинки, едва касающиеся тонкого изящного очертания её потухшего лица. И глаза – звездами горевшие когда-то – теперь темнеют на фоне мрака, разросшегося в её мертвой души / и ресницы лишь судорожно дрожат, но лепестками прямо в холодные истощенные руки не осыпаются. Ветер уносит её мысли вместе с перелетными птицами, рьяно порхающими прочь из этой долины наслаждения, пропитанной грязью и дымом. Она остаётся наедине со своей головой _ своими мыслями _ воспоминаниями и отчаянно хочет отпустить их от себя, чтобы со скалы свободной птицей, озаряясь красным оперением, прыгнуть глубоко вниз, но не разбиться меленьким камушком о пропасть, наполненную жадными _ кровожадным тварями, а испариться морской пеной /как когда-то погибла маленькая Ариэль/. И, может, однажды крылья её будут порхать пестрыми бабочками / быть может однажды, она сможет сбросить свою демоническую маску и отдаться чему-то совершенно простому _ обыденному _ человечному. Но это будет не в этой жизни и не с Галадриэль, слишком зависимой от своего статуса и своей силы, что всё остальное на этом фоне меркнет, а глаза её от возможных перспектив почему-то перестали блестеть, ведь снова она тонет в густой почерневшей крови, что пахнет сгнившими цветами /а могли бы туберозой/. Каждый день / час / секунду она выворачивает поломанными кусками ребер из себя эти воспоминания, будто пытается их заглушить / забыть / оставить в прошлом, и то саднящее и доселе неведанное чувство стыда и страха убить на корню, чтобы не смело дальше разрастаться гербарием внутри неё. Галадриэль надавливает себе на подрезанное _ больное крыло каждый раз, когда думает о том, сколько боли _ страданий _ мучений она могла причинить ему, и в первые начинает себя люто ненавидеть за то, кем она является. Она сразу понимает все поступки героинь её любимых романов, она осознает, как горящее пламя чувств способно менять поведение людей /но она же не человек _ ей не должно быть всё это свойственно _ не поддавайся, Галадриэль, и лучше выплюни это все из себя _ тебе не должно быть стыдно за то, что ты  ж е с т о к а я  т в а р ь /.

Геральд после того случая внимания её не искал, да и она старалась лишний раз не попадаться на глаза тому, кого чуть не убила собственными руками совсем недавно. По её вине из его тела сочилась кровь, по её вине ему жить дальше с новыми шрамами, нанесенными стараниями демоницы. И как сильно ей хочется закричать /в пустоту/, что она не виновата, она не к о н т р о л и р о в а л а   себя, она не специально пустила змея искусителя в своё подсознание / она не хотела играть с Геральдом в настолько жестокие игры /. Но кто же ей поверит? Ведь Мальбонте порабощает разум по взаимному согласию, и где же она так оплошала, когда недоглядела и позволила тьме завладеть ею без остатка? Внутри у Галадриэль зияющая дыра пустоты, и ей становится невыносимо тяжело от того, что её никто не понимает – вечный изгой  или девочка, привыкшая выживать в одиночку?

Она не знает, как долго будет продолжаться их молчание, как долго еще они будут избегать друг друга в коридорах школы, ведь Галадриэль пару уроков у Геральда за это время все же пропустила, а во время остальных старалась прятаться на задней парте, чтобы не смотреть на него / чтобы он не видел её / чтобы не чувствовать ауры друг друга, позволив остальным ничего не подозревающим ученикам наполнить класс хаосом своей энергии. И вдруг он ловит её в коридорах, как пушинку, а она замирает в собственных опасениях, что сейчас может все разрушиться / слишком боится его действий. Галадриэль вновь корит себя за то, что в последнее время /дыша Геральдом/ понимает, что дает слабину своей стальной демонической хватки, что она больше не способна быть жестокой и беспощадной, она способна и на другой спектр эмоций, которые обычно относили к маленьким и невинным / она способна бояться, способна переживать. И пускай у неё выходит это косо _ криво, в ней разрастается яркий сад, а по венам ртуть больше не бежит, понемногу сменяясь живой водой. Галадриэль могла бы сиять ясным солнцем, но его мрачная тень, нависающая над ней, высасывает все её огоньки, оставляя лишь потухший фитиль. Наверное, ей стоило бы сейчас злиться и бить его кулаками по груди / как в ту ночь /, но она слишком выжата _ истощена, чтобы проявлять какие-то эмоции, и поэтому молча кивает головой, соглашается, а затем стремительно исчезает в глубоких коридорах, лишь бы не чувствовать на своей спине пронзительный взгляд его янтарных глаз.

Этой встречи – заветной _ желанной _ Галадриэль слишком жаждет, и одновременно в ней просыпается волна негодования, будто она чувствует косой взгляд Геральда на себе, так и говорящий ей «ты виновата во всем», будто он вот-вот готов вновь втоптать её лицом в землю и унизить так, как никто раньше не делал. Она отмахивается от назойливых мыслей, оставляет голову пустой, потому что не хочет думать о жутких последствиях. В кой-то веке Галадриэль идет против своей системы, против своих принципов, и не просчитывает все свои действия на несколько шагов вперед, к тому же она уже прилично опаздывает, чего никогда до этого за ней не наблюдалось. Тем не менее, она все равно приходит к назначенному месту раньше Геральда, погрузившееся в девичье волнение, отчего её покрытые алой помадой губы моментально становятся искусанными, а она взволнованно бегает изумрудами глаз своих опустевших по кругу в ожидании появления его силуэта. Галадриэль аккуратной нежной девочкой /удивительно/ с закрученными светлыми локонами стоит в шелковом струящемся лиловом платье, а большой вырез на спине, обрамленный толстыми жемчужинами, подчеркивают её изящные бордовые крылья, которые в закатных бликах уже не кажутся такими уж кровавыми и жестокими, как в том жутком подземелье. Галадриэль не хотелось просто выглядеть красиво или быть лучшей, ей хотелось, чтобы он проследил состояние её души за этим образом, ведь она вряд ли когда-либо сможет сказать это в слух.

Больше всего на свете она боится, что он не придет, но внезапно ветер подталкивает её в чьи-то теплые _ родные объятия, и она легким перышком утопает в нежности его поцелуя. Не хочется, чтобы это заканчивалось – ни сейчас, ни когда-либо вовсе. Она одержима его силой _ его нежностью _ его статусом. И все это будоражит её слабо бьющееся сердечко, ведь запретные плоды всегда были такими сладкими и особенными, а она, получая самые головокружительные поцелуи от Геральда, осознает насколько  о с о б е н н ы е   о н и . Подумать только, она даже ни слова не произносит касательно его опоздания, потому что чувствует ангельскую легкость, взявшую её в плен. Но на момент слова Геральда отдаются больным уколом под корочкой – «мне тебя не хватало», и Галадриэль хочется взорваться и обрушить на него лавину своего гнева, тряся за плечи и вопя один только вопрос – «тогда почему ты меня избегал?». Только она до боли кусает губу, крепко обнимая его, и перешагивает через эту агрессию, которая слишком быстро отпускает её и позволяет дышать запахом его тела – терпким _ притягательным.
—  Мне тоже, —  тихонько шепчет в ответ, боится разрушить сложившуюся идиллию, но почему-то уверена, что это не просто встреча / не просто проявление несвойственных им эмоций _ внимания, за этим походом на море, где шумят волны и дышится свободной птицей в полете, скрывается что-то нехорошее, и Галадриэль почти готова развернуться и уйти, чтобы не портить _ не терять то, что они имеют / могли бы иметь, однако его крепкие пальцы переплетаются с её тонкими цвета сливок, и она понимает, что он держит её слишком крепко / она понимает, что не уйдет.

Море Галадриэль всегда манило, становясь потоком вдохновения и порывом слабости её души. Ветер игриво проскальзывает в волосах, а она глубоко дышит, наслаждаясь багряными бликами заката, что плескаются в отражении стеклянной глади воды. Сейчас больше всего хочется ступить босыми ножками в воду, а, может, и вовсе русалкой уплыть, однако Галадриэль остается стоять чуть ближе к воде /оставляя Геральда за спиной/, а её платье нежно струится волнами в воздухе.
— Я не хочу разбираться ни в каких ситуациях, Геральд —  она обхватывает руками свои голые плечи, и ей вновь хочется свернуться маленьким комком и безудержно выть, чтобы её никто не трогал / никто не обвинял. Она слишком устала… слишком. —  Я просто хочу знать, почему ты избегал меня всё это время? —  в голосе Галадриэль нет привычной строгости и четкости, однако сейчас в нем отчетливо слышатся мелодичные нотки грусти, которые разносятся морским ветром вокруг неё, обволакивая.

Волны тихонько шепчут ей о своих печалях, рассказывают истории, что принес шальной ветер с иных берегов, но её море слушать отказывается. Слишком черна душа у демоницы, слишком не хочет прозрачная водная гладь принимать в себя эти сгустки нефти, которые превратят изящные силуэты волн в колючие _ острые скалы, на коих лежит слишком много птичьих трупов. Печали Геладриэль копятся комком ужаса, который постепенно – день за днем – начинает образовывать тугой узел вокруг шеи /там когда-то были руки Геральда и также  д у ш и л и   её/. Только Геральд пытался спасти свою ученицу, а что пыталась сделать Галадриэль? Пустить ему кровь? Оторвать голову? Доказать, что Мальбонте не миф, а сущая правда, запертая в её мозгу? Скорее всего, тот роковой день Галадриэль не просто не забудет, она просто себя не простит за него и не будет ждать прощения от Геральда, ощущая каждой клеточкой своего тела не только его напускную нежность, но и страх, перебивающий все остальные эмоции её _ такого _ родного _ преподавателя. И она его понимает / она его не винит и не давит с выбором, просто молча со всем соглашаясь. Она сама себя боится, потому что голодный демон внутри неё, питающийся болью и страданиями других, может вернуться в любой следующий момент, а она только кружевом пышных ресниц и успеет махнуть. Если раньше Галадриэль осознанно могла кому-то навредить, сломить волю, сломать кости, вырвать сердце, то теперь под угрозой был Геральд /её Геральд/ и появление Мальбонте в её голове могло стать таким же внезапным, как разразившийся гром среди ясного неба. Незнание будущего её пугало до дрожи в самых кончиках пальцев, а что если он снова вернется и завладеет ею? Что если у неё не получится противиться и пробить стену заточения так, как она сделала это в прошлый раз? Что если руки Галадриэль _ Мальбонте утонут в густой _ вязкой _ темной крови Геральда, и смотреть он будет на неё мертвыми глазами, в которых только застывший ужас и никакой н е ж н о с т и / никакого т р е п е т а . Осознавая это, ей хочется взвывать подбитой овцой, и вырвать себе мозги / лишится сознания, чтобы змий искуситель отныне не мог забраться в её пустую голову. Кажется, Галадриэль готова на любые жертвы, лишь бы не подвергать опасности Геральда, лишь бы он её не боялся, потому что такой неимоверной силе противостоять обычным демонам становится практически невозможно. И только маленькая разгневанная часть души Галадриэль отчаянно хочет схватить своего преподавателя за плечи, встряхнуть и прочитать мотивирующую речь о том, что кому-кому, а ему не следует бояться, он же самый сильный демон, которого она знала /за исключением её не _ родного отца, пожалуй/.

У Галадриэль по коже изгибами скользит морской ветер, проходя осторожными аккуратными линиями по шее, ключицам, плечам и рукам, пока они не оказываются во власти теплоты его сильных рук. Ей горько слышать обвинения в свой адрес – она его не избегала, она просто не знала, что дальше делать, ведь он старший / он должен её научить и взять на себя ответственность, а он оставляет её наедине с ночными кошмарами, из-за которых на протяжении двух недель Галадриэль практически не спала. Она притупляет в себе всякие негативные эмоции, старается подбирать нужны слова, чтобы абсолютно избавить свое поведение сейчас от малейших признаков агрессии, дабы не напоминать тем самым Геральду о том, как ужас они оба пережили сравнительно недавно. Тепло его прикосновений дурманит рассудок, и в кой-то веке хочется забыть обо всех проблемах, забыть кем ты являешься и окунуться в омуты сильных рук с головой, чтобы насытиться таким необходимым для них спокойствием, чтобы возвыситься выше, чем на три метра над уровнем неба.

Галадриэль устало прижимается к нему, молчит, переваривая все сказанное Геральдом, но вымучить из себя ответ ей становится невыносимо сложно, и она лишь прикрывает глаза на жалкие пару минут, делает глубокий вдох его тела с ноткой коричной пряности, и представляет, что падает на мягкое покрывало цветов, не имея больше ничего. Только они вдвоем и целая вечность. Хотелось бы, чтобы это было правдой, чтобы жизнь /её дьявольская/ наконец стала чуточку проще, но кого она пытается обмануть? Этому никогда не бывать. А коли так, то рождаться ей нужно было в ангельской семье, а не в демонической. Нельзя отказываться от того, что является частью тебя, даже если этим ты кому-то навредишь / даже если это будет он. Она такая, какая есть, и она в ту их ночь, что стерла всякие границы дозволенного между ними, уже предупреждала его – просто не будет. И горечь на языке её саднит в момент понимания, что Геральд обещал тогда пройти с ней через все возможные трудности, вот только при первой возникшей проблеме как-то быстро струсил, изолировав себя от её общества. Но и эту боль Галадриэль проглатывает – он сам должен помнить о своих обещаниях, не ей ему напоминать.
— Раньше я даже гордилась тем, что меня боялись, а теперь, — её дыхание истерично учащается, она жадно хватает губами йодированный воздух, но он лишь обжигает легкие, причиняя ей невыносимую боль, отчего она прижимает ладони к груди, отходя от Геральда на несколько шагов назад. Она смотрит на его силуэт, аккуратно тьмой вырисовывающийся в закатных бликах. — Ты боишься меня, — с ужасом и дрожью в голосе наконец это произносит. Галадриэль коленями ударяется о песок /такой мягкий и холодный/, она тонет в нем, заострив свой взор на одной точке – на пустоте.
— Ты обещал… — тихо _ едва слышно шепчут её губы, и шепот этот бризом возносится к темно-синим облакам. Галадриэль не хватает сил переживать все это снова / слишком много сложностей и предательства навалилось на неё в последнее время /, и всё, чего она искренне ждет, это объятий Геральда и заветных слов – чтобы ни произошло, он не отпустит её. — Я думаю, мне стоит исчезнуть, отправиться в то место, где он меня не достанет, где тебе не придется меня боятся, а я не наврежу никому… но тебе в первую очередь, — пальцы обессиленно сжимают холодный песок, что рассыпается в её руках. — Я должна остаться на земле, потому что мне действительно страшно.

Единственное, чего ей хотелось сейчас больше всего на свете – не выбирать их его объятий. Тонуть-тонуть в них, пока нежность не заполнит легкие полем из душистых цветов. Ей отчаянно хочется забыть обо всех бедах, коснувшихся их костлявыми пальцами смерти, пробирающими вплоть до самых костей. Ей хочется отвернуться от всего мира /демонического-ангельского/ и просто забыть о том, кто она такая. Забыть своё имя, свое происхождение, свою жалкую, как ей начинает казаться, жизнь. Все становится бессмысленным _ не нужным, когда своими поступками / действиями ты причиняешь боль любимому человеку. И быть может, даже не всегда специально, и внешние шрамы его обязательно рано или поздно затянутся, только от внутренних вы уже никогда не избавитесь. Они будут жалобно ныть _ дергать, словно на эту все еще кровоточащую рану безжалостно сыплют соль. Вы оба /безумно часто/ начнете погружаться в пучину этих воспоминаний и переживать весь ужас снова и снова, пока он не сгрызет вас изнутри, не оставляя после ровным счетом ничего. Только, пожалуй, обглоданную костью

Его теплота спасает Галадриэль из липкой паутины страха. Ей вновь хочется верить так сладко льющимся из уст словам, что разом окутали всю девушку пеленой заботы и переживаний. Она прижимается к широкой груди, внезапно /стремительно/ ставшей такой родной _ такой единственной, и ей хочется слушать Геральда, хочется верить, хочется быть в его мире, сотканном из лишних страхом и переживаний, но Галадриэль /глубоко-глубоко у себя внутри/ безумно боится, что ей это не подходит, что она не создана для высших чувств, предначертанных судьбой только ранимым ангелам, но никак не демонице, так сильно переживающий за свой статус и имидж. Галадриэль за всё время своего существования стала просто образом, который усердно создавал её отец /не родной/, и образ этот она принимает, считая такую модель единственно верной, только то, что прячется внутри настоящей Галадриэль не известно даже ей самой. Приятный запах тела Геральда развеивает пух её мыслей, отчего /сознательно/ она начинает понимать, какие эмоции на самом деле переживает и что так долго держала в себе, чему не позволяла птицей волной упорхнуть ближе к небесам.

То ли море, бриз которого шаловливо играет в её волосах, развивая маленькие кудряшки из стороны в сторону / / то ли их слишком запретная близость, распустившаяся деревом нежных эмоций и полной чувственности по отношению друг к другу, но Галадриэль ощущает, как начинает раскрепощаться, медленно /слой за слоем/ отдирая от себя плотно приклеившуюся маску равнодушия ко всему. Галадриэль впервые узнает, как искренне улыбаться тому, кто тебе небезразличен // Галадриэль впервые дает другому возможность взять инициативу на себя и удивить её // Галадриэль впервые дарит кому-то столько искренней нежности, когда с улыбкой полной восхищения наблюдает, как Геральд осторожно покрывает хаотичными поцелуями её пальцы, как заглядывает в глаза, и сколько же в них демоница видит желания, что с губ её срывается невольное «ах».

— Почему ты думаешь, что я не опасна? Ни для остальных, ни для тебя? Ведь это не так, Геральд. И ты, как никто другой, это понимаешь, — она с какой-то жалкой _ минимальной толикой надежды заглядывает ему прямо в самую душу, будто пытается там найти ответы на волнующие её вопросы. Но вопросы медленно сходят на «нет», от них не  остается ничего, что могло бы начать волновать потрепанный разум Галадриэль, ведь Геральд врывается вихрем своего маленького счастья и искренней улыбки прямо ей под самые вены, а она даже сообразить не успевает, что к чему, оказавшись в плотном кольце его рук, покуда лицо её обдавал легкий морской бриз. И он кружил её, будто пушинку, заставляя красную линию губ её изогнуться в довольной улыбке и лбом прижаться к его. Галадриэль даже не волнует факт того, что между ними всё происходит чересчур быстро /от таких слов надо воздержаться, ещё слишком рано говорить что-то в ответ, мало ли потом ей может стать от этого невыносимо больно, а вновь это саднящее _ сжирающее внутри чувство ей терпеть не хочется/.

Тонкие пальцы Галадриэль касаются скулы мужчины, о которые очень легко порезаться. Они скользят невесомой, но изящной линией, чтобы оказаться в районе губ, аккуратно приложить указательный палец к ним, будто просит быть тише /они так не умеют / созданы, чтобы кричать в агонии страсти/.
—Тшшш, — шепчет она, мягко убирая руку, чтобы заменить палец своими губами, не давая Геральду произносить лишние слова. Пожалуй, с ним достаточно диалогов. Достаточно того, что они вывалили друг на друга / что Галадриэль будет обязательно потом мучится, зарывшись глубоко в себе / что с ними обязательно случится то, о чем думать вовсе не стоит /у таких историй не бывает всё гладко и счастливо/. Проникшись атмосферой вечера, утонув в закатных бликах, всё еще аккуратно обволакивающие их силуэты, Галадриэль полностью погружается в эту атмосферу и забывает о том, кем они с Геральдом приходятся друг другу. Ей даже имени произносить не хочется, чтобы не разрушить воцарившуюся атмосферу таинственности и интимности.

Она чуть отходит назад, снимает туфли, чтобы утонуть босыми ногами в прохладном песке, а затем, протянув руку, в ожидании смотрит на Геральда, зная, что он пойдет за ней куда угодно [или все-таки струсит из-за её связи с Мальбонте? Ведь Галадриэль решила не заводить сегодня тему того, чье имя не следует произносить.] Её легкая невесомая походка в считанные секунды приводит к самому берегу, и теперь ноги её в теплой воде, платье развивается лепестками роз по ветру, и ей даже не хочется прикрыть глаза и наслаждаться. Ей хочется смотреть только на демона, который всегда остается с ней рядом.

[float=left]
[/float]Однажды я перестану задаваться вопросом, почему _ зачем _ как ты так быстро _ с такой охотой коснулся моей души и заставил что-то новое расцвести в ней? Почему у меня так щекочет на периферии солнечного сплетения? Почему мне хочется дышать с тобой одним воздухом? Что ты со мной делаешь, Геральд? Руки твои становятся мягким бархатом, в котором отчаянно хочется утопать // глаза сияют фианитами,  и я тону в них, как в пучине своего собственного безумия. Мне иногда страшно, Геральд, произносить твоё имя, ведь я боюсь, что нас услышат / я боюсь, что нас не поймут _ меня не поймут, и станут осуждать за то проявление слабости, которое я проявляю по отношению к тебе. Мне страшно, Геральд, терять свою силу, но ещё страшнее мне терять тебя. Пообещай, что не растворишься больше, что не исчезнешь ветерком из моей жизни, что не оставишь меня одну в моменты, когда я нуждаюсь в тебе больше всего? Я хочу изучить каждый твой порок, что станет горькой вишенкой на моих губах. Я хочу изучить тебя, чтобы узнавать из тысячи запах родного _ единственного тела, кто научился сводить меня с ума вспышками электричества от подушечек пальцев. Станешь ли ты моим грехом, что погубит нас двоих?

В море Галадриэль растворяется невиданной нежностью, превращаясь в мерцающий свет / путеводный маяк для заплутавшего путника. Галадриэль никогда не чувствовала себя настолько возвышенной над целым миром, взявшись с Геральдом за руки /так крепко, что не разжать/. Галадриэль никогда не чувствовала себя такой красивой, такой особенной, и бархатистость алых _ фиолетовых оттенков от уходящего солнца придавала её нежной белоснежной коже особенный [магический] оттенок. Она была больше не демоном и даже не ангелом, она просто  казалась эфемерным существом легкости, сквозь волосы её шаловливо гулял ветер, и флер свежей розы, сорванный украдкой с её шеи, разносился вокруг неё, доходя и до Геральда, который в свою очередь не опускает её ни на секунду, будто погруженный в водоворот невиданной нежности. Что же / что же это происходит? Где это видано, чтобы демонам было доступно что-то слабо _ вяло напоминающее любовь? Где это слыхано, чтобы демоны искренне улыбались, а глаза их были настолько пьяными от теплоты, разливающейся по их венам за место густой смолы, тянущей их прямо на самое дно, где они будут долго и мучительно гореть, ибо такова жестокая участь тех, кто носит кровью окрашенные крылья и глаза, полные злобы и равнодушия. Они – два черных и жестоких существа – не казались сейчас монстрами, они словно сбросили своё мрачное оперение, чтобы отдаться свободе / чтобы быть птицами, так отчаянно пытающимися поднять вверх к пушистым небесам, где за облаками они смогут быть одни _ смогут быть единственными друг для друга. Они разливаются бурным дождем в глубокой синевато-зеленоватой воде, что пытается тянуть их за собой на дно, но капли, стекающие по нежным губам, позволяют им оставаться снаружи и дышать друг другом, морщась от соленостей на кончиках языка.

Галадриэль никогда так искренне не улыбалась, пусть и была погружена с легкой руки Геральда в глубину воды. Она никогда не веселилась, не понимая важности _ нужности этих эмоций, которые так приятно покалывают теперь у неё в груди, и ей хочется, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Что будет с ней дальше, когда она вернется в обычную рутину своего существования? Сможет ли она испытывать все эти чувства на глазах у других демонов или постесняется? Она ещё не уверена в том, что на самом деле происходит между ними, зная _ понимая, как это называется только по книжкам, которые она так любила читать длинным ночами, пока догорала на тумбочке последняя свеча. Ей всё еще эти отношения кажутся неправильными / не для неё созданными, ибо у таких, как она, не должно быть всё хорошо – они не заслужили. Но две черные сущности просто нашли друг в друге лекарство от незаживших ран.

Чувствуя себя ребенком, Галадриэль брызгает водой в Геральда, но поддаваться ему не хочет – чересчур строптивая, чтобы подчиняться чужим правилам, пусть они и заключены в этих нежных и сильных руках.
— Ты мог бы предупредить меня, — недовольно начинает протягивать Галадриэль, хотя искаженные в улыбке губы говорят о том, что она совсем не злится на него. — Я бы тогда не одевалась так красиво, — они оказываются друг с другом снова запредельно близко, отчего Галадриэль никак не может надышаться его волосами, отдающими мятой и свежестью морской воды / никак не может насытиться губами, пропитавшимися морской солью, отчего теперь поцелуи становятся ужасно щиплющими. И в какой-то момент Галадриэль резко утягивает его за собой под воду, чтобы никто и никогда их не увидел, чтобы только море запомнило сладость и нежность их прикосновений. Она осторожно целует его в губы, и не хочет, чтобы это когда-либо заканчивалось – здесь слишком хорошо / слишком, чтобы это было правдой. Только одними глазами Галадриэль дает ему понять, что он её солнце и звезды.

Не испортить бы все к чертям / перестать быть той, которая ломает судьбы – жить _ дышать своей единственной, заключенной в его объятия. Не испортить бы все к чертям, чтоб потом руки не собирали осколки – мелкие, ничтожные, так глубоко впивающиеся /прямо под кожу/. Не испортить бы все к чертям, чтобы не видеть в глазах этих сладких _ янтарных горе /он не должен разочароваться, он не должен посмотреть на тебя, как ошибку и испариться _ не должен _ не позволяй/. Впервые Галадриэль хочется оказаться по-настоящему земной девочкой с обычными проблемами, с обычной жизнью, с обычными чувствами, которые лишены демонического воплощения. Впервые Галадриэль хочется вспарывать собственную душу, чтобы доставать оттуда сочащуюся ядом густую смолу, заменяя её на цветущие розы /розы им подаренные/. Впервые Галадриэль не чувствует себя настолько ужасным _ кровожадным демоном, который способен, глазом не моргнув, вырвать чужое сердце и втоптать его в землю. Рядом с ним Галадриэль перестает быть такой, погружается в созданную им ауру нежности и доверия / ей до дрожи пышных ресниц хочется принадлежать ему, плевать на границы /они давно сожгли их/, быть его единственной девочкой, о которой он может заботиться / чей пылкий нрав обязательно сможет приструнить _ усмирить _ посадить на поводок. В конце концов, она чувствует – что-то внутри шевелится – и ей невольно хочется меняться – как это у ангелов принято, в лучшую сторону? Становиться менее жесткой, менее безразличной ко всему окружающему. Но Галадриэль – слишком впитавшая в себя тьму – не понимает, как это жить _ дышать для одного только человека – Галадриэль привыкла к тому, что у неё есть. Она отдает отчет своим эмоциям – чувства придется прятать, и, возможно, постепенно она будет открываться ему, показывать не только колючие шипы в самом сердце, но и нежные лепестки лилий, которые Галадриэль так сильно любила.

Вода обволакивает два потерянных в нежности тела. Они не знают, как правильно называть то, что чувствуют друг к другу, но они забывают дышать, полностью отдавшись сладостным поцелуям, от которых более не саднят губы, которые более не горчат, а впитывают в себя сладость с примесью соленой воды. Галадриэль ощущает соленую карамель, липнущую к её губам, и довольная, углубляется сильнее в пучину вместе с Геральдом, который не перестает покрывать её поцелуями даже под водой. Говорят, ангелы черствые, ангелам не свойственно испытывать что-то чистое _ светлое _ ангельское по отношению к другим. Но Геральд явное противоречие этому. В Геральде есть душа, которая не почернела насквозь и которую Галадриэль делает немного более светлой, ведь она его утренняя звезда.

Море сохранит их чувства в тайне, никому не расскажет, ведь стыдно о таком распространяться. Море заберет их боль, оставшуюся после злосчастного происшествия с Мальбонте шрамами на их телах _ душах. Море излечит и подарит новое начало, которое им, пожалуй, было так необходимо. И Галадриэль – всё еще трясущаяся от сгустка новообретенных эмоций, не зная _ не понимая, как нужно себя вести и что делать дальше – все никак не может успокоиться, прокручивая в голове мысли о том, кто она все-таки для него? Игрушка, с которой он будет ещё не раз запираться в своей комнате, хоть она и явно дала ему понять, что их страсть _ близость была единичной _ случайной. Или всё-таки она для него нечто большее, чего желает практически каждый смертный [Галадриэль не готова называть это чувство, пока еще рано.]

Поддавшись легкому головокружению, она тяжело дышит, а Геральд не выпускает из своих рук, тяжелой ношей неся её на берег. На сегодня с них достаточно водных процедур, и самое время отдохнуть на берегу, ведь солнце уже несколько минут как опустилось за горизонт, накрывая их густыми сумерками. На берегу Галадриэль чувствует небывалое облегчение, принимается сбрасывать с себя безнадежно намокшее _ испорченное платье, надеясь, что оно быстро высохнет. Она оставляет его лежать на одной скале, а сама опускается на пушистый песок, притягивая Геральда к себе за руку. Только шум волн мог сейчас заглушить их голоса, однако они, кажется, чувствуют _ понимают друг друга без слов.
— Хочешь сказать, это все по-настоящему? Не просто так, — Галадриэль поджимает под себя ноги, слегка ёжится от обдуваемого её голые плечи ветра и устремляет свой взор куда-то за горизонт, боясь сейчас повернуть голову на Геральда /предмет её боли _ страсти/, боясь, что он просто посмеется над ней и её чувствами, только-только пустившими первые бутоны в мертвом саду её души.